Гид
Шрифт:
Холод, озноб: все в этой стране – безнадежно. “Крестный ход” Репина, семейства Мармеладовых, Снегиревых из Достоевского, ничего не меняется. Самое место для антихриста.
Старик, стоявший рядом с Константином, изрек в воздух:
– Никогда хорошо не жили и не хера привыкать!
Раньше Костя глядел на людей, и ему казалось, что в каждом скрывается необъятный мир, так гуманисты учили, так он и верил.
Хотелось в лица вглядываться, искать разума, добра и света. А теперь тоска брала – вглядываться в эти морды сидящих в метро. Не было доброжелательности в этих тусклоглазых лицах.
Он
“В целях реализации международного проекта „Выбор человечества: диалог или столкновение цивилизаций” создана новая организация: НП
„Интеллектуальный альянс цивилизаций”. В числе соучредителей – Кумыс
Толмасов, Владимир Борзиков, Соломон Криница, Арахис Журкин, Фуят
Мансуров, Семен Вадимов, Карл фон Рюбецаль, Халдей Зыркин и др. Цель проекта – объединение творческих сил России, а также других стран для содействия развитию и распространению идей диалога цивилизаций через художественные образы, национальные и международные средства массовой информации.
Место проведения круглого стола: Москва, Институт развития СМИ.
Адрес: Тверской бульвар, 40.
Приглашаем присоединиться к проекту российских и зарубежных участников – представителей политических и деловых кругов, деятелей науки и культуры – всех тех, кто способен формировать будущее.
(“То есть людей с мошной”, – подумал Коренев.)
Первая телепрограмма „Выбор человечества: диалог или столкновение цивилизаций” выйдет в эфир 4 декабря 2003 г. на телеканале
„Культура” в программе В. Третьякова „Что делать?”. Серия публикаций и других мероприятий будет осуществлена организаторами проекта в порядке подготовки к Всемирной конференции „Диалог цивилизаций: к новым горизонтам””.
На каждой остановке, когда открывались двери, по радио суровый баритон произносил (и это уже много месяцев подряд):
“С целью предупреждения террористических актов при обнаружении в вагоне подозрительных предметов и бесхозных вещей, не трогая их, сообщить по переговорному устройству машинисту, а при обнаружении подозрительных предметов и бесхозных вещей на станции сообщить об этом сотруднику милиции или дежурному по станции”.
Иногда текст слегка менялся:
“При обнаружении подозрительных лиц…”
Константин резонерски подумал: “Медленное отравление голов. И без того не крепких”.
Что-то в сочетании имен не нравилось ему, более того, тревожило.
Конечно, прежде всего – Владимир Борзиков и отчасти фон Рюбецаль.
Он-то думал, что это уже давно ушло, быльем поросло… А если Алена там будет?..
Он повел глазами по сторонам. И вдруг заметил человека, которого не видел много лет, – Бориса Кузьмина, работавшего в Институте всеобщей истории, доктора наук, но считавшего себя писателем и в силу неудачливости на этом поприще становившегося с каждым годом все более и более скептическим, желчным и мизантропичным. Борис был бородат, что тщательно брившемуся Косте казалось неряшливостью. Они были почти ровесники, но из-за седой уже бороды Кузьмин казался много старше. С портфелем на коленях, в очках, он листал какие-то сшитые степлером бумажки.
Костя знал, что в его возрасте нет больше друзей, а в России
– Ничего другого больше не могу. Все вырезки из газет, почти без комментариев. Вот посмотрите хоть это, – и он сунул в нос
Константину компьютерную страничку со следующим текстом:
“10 февраля 2004. Пропал 5 февраля кандидат в президенты Зыбкин.
Пять дней искали. И – безрезультатно. Разговоров и слухов было полно. Пиарит или убили его? За то, что критиковал президента? Вдруг обнаружился в Киеве, гулял-де и пьянствовал с друзьями. Жена осудила, сказав, что не должно доверять таким политикам. Начальник избирательного штаба заявила, что подает в отставку. Наверное, не сумасшедший же кандидат в президенты, чтоб так себя вести накануне выборов. Как говорят блатные, „опустили” его. Чем же пригрозили?
Сделали из него шута горохового. Теперь ни одному его слову никто не поверит. Как у Булгакова: „Брысь!” – сказал Бегемот. И Степа
Лиходеев очнулся в Ялте. Сам при этом на издевательский вопрос корреспондента об отдыхе Зыбкин ответил мрачно: „Не желаю никому такого отдыха””.
– Погодите, – сказал Костя, – но сейчас ноябрь две тысячи третьего.
Февраля следующего года не было.
– Не было, так будет, – мрачно сказал Кузьмин. – Пожелаю вам терпения, и надолго. Все же еще недавно манила надежда, чудилось что-то… Впрочем, надежда была и у тех, что делали Октябрь. Манил свет, а оказался болотный огонек, который привел к гадости и мерзости. Вот и в наше время все восстановилось, советская система регенерируется. Теперь опять нужно запастись терпением, но уже без надежды. Исправить эту страну невозможно. Я написал статью о постоянно понижающемся антропологическом уровне народа с первой революции. Для себя написал, печатать ее негде. Сейчас уже и без лагерей все возможно, просто неугодные исчезают.
Костя не отвечал, с недавних пор старался он снова в общественных местах таких разговоров не поддерживать. “Проживи незаметно” – прав был Эпикур, уж он понимал толк в жизни. Но Кузьмин и не ждал ответа.
– Я прозу больше не пишу. Не вижу, про что можно, что за пределы газетной статьи могло бы выйти. А вы куда направляетесь в этой утлой лодчонке? Впрочем, все ездим – до очередного взрыва. – Он даже головы не поднял, просто хмыкнул в свою тетрадку, продолжая ее листать. Что-то в этом когда-то даже красивом и сильном мужике стало напоминать городского сумасшедшего.
– Я-то еду на какую-то тусовку. – Он протянул Борису приглашение.
–
Директор просил посетить.
Кузьмин взял из его рук бумажку и, приблизив ее почти к носу, прочитал.
– Что ж, может, и забавно будет. – Он поправил портфель на коленях, портфель, прикрывавший его растолстевший живот. – Этот Борзиков, говорят, совсем с ума сошел. – Кузьмин поднял изжатое морщинами лицо. – Слышали о его последней идее? То славил Сталина, а теперь решил лягушек уничтожать, чтоб спасти нас от Запада.