Гидеон из Девятого дома
Шрифт:
– Вы слышали, – сказала она Круксу и Агламене. Крукс смотрел на нее с ненавистью, которая взрывает звезды, с пустой ненавистью, давящей изнутри, искажающей, поглощающей свет.
Агламена не смотрела ей в глаза. Хреново, но хорошо. Гидеон покопалась в рюкзаке в поисках перчаток.
– Вы слышали ее. Вы свидетели. Я ухожу так или иначе, и условия предложила она сама. Честный поединок. Ты клянешься матерью, что поединок будет честным?
– Как ты смеешь, Нав…
– Клянись матерью. До конца.
– Клянусь матерью. У меня ничего нет. До конца, – выплюнула Харроу, тяжело и рвано дыша. Гидеон торопливо натянула
– Боже, ты же даже кожу не носишь. Куда мне до тебя.
Они разошлись. Агламена подала голос, перекрикивая шаттл:
– Гидеон Нав, вспомни о чести и дай своей госпоже оружие.
Гидеон не удержалась:
– Мне ей кость швырнуть?
– Нав!
– Я отдала ей всю свою жизнь, – ответила Гидеон и обнажила клинок.
Это был просто красивый жест. На самом деле Гидеон ударила ногой и сбила Харроу с ног. Ударила сильно, чтобы Госпожа Девятого дома не поднялась. Поставить ногу на грудь, и все будет готово. Она бы села на нее, если бы так было нужно. Никто в Девятом доме не понимал, что такое жестокость. Никто, кроме Преподобной дочери. Никто не знал, что такое грубость. Это знание вытекло из них, выветрилось, его поглотила тьма, плескающаяся на дне катакомб Дрербура. Агламена или Крукс должны были объявить победу в бою, а Гидеон должна была уйти почти свободной женщиной.
Вместо этого Харрохак сняла перчатки. Руки были в ужасном состоянии. Пальцы все в грязи и порезах, в ранах и под обломанными ногтями застряла пыль.
Она уронила перчатки и протянула пальцы в сторону Гидеон. За долю секунды Гидеон поняла, что это пыль из шахты. И что она пропала.
Она бросилась вперед, но было слишком поздно. Там, куда она аккуратно отодвинула камни и комки грязи, из земли полезли скелеты, когда-то торопливо захороненные там. Из маленьких отверстий высовывались аккуратные пятипалые руки. Гидеон, самонадеянная дура, пнула их и шарахнулась в сторону. Потом побежала. Все равно. Каждые пять футов, пять чертовых футов из земли вылезали кости, хватали ее за сапоги, за лодыжки, за штаны. Она пыталась найти границы этого поля, но границ не было. Вся посадочная площадка проросла пальцами и запястьями, которые мерно раскачивались, как будто их шевелил ветер.
Гидеон посмотрела на Харроу. Та покрылась кровавым потом, но взгляд у нее был спокойный, холодный и уверенный.
Гидеон кинулась на Госпожу Дрербура, бессвязно вопя, круша по пути пястные кости и пальцы, но это не помогло.
Из такой малости, как берцовая или бедренная кость, закопанная в землю, вставали идеальные скелеты. Когда Гидеон приблизилась к их хозяйке, ожившие кости гурьбой бросились на нее. Ударом сапога она отбросила Харроу на руки двух ее созданий, который легко оттащили ее подальше. Спокойные глаза Харрохак были больше не видны за мельтешением ее лишенных плоти слуг, за торчащими костями, за невероятно быстрыми движениями. Гидеон использовала меч как рычаг, на нее ливнем падали осколки костей и хрящей, она старалась не тратить ни удара зря, но скелетов было слишком много. Просто слишком много. Стоило ей обратить одного в костяную крошку, как из земли вставал другой ему на смену. Все больше и больше скелетов преграждали ей дорогу, в какую бы сторону она ни дергалась, куда бы она ни пыталась уйти от плодов смертоносного сада, возделанного Харроу.
Рев шаттла заглушил щелканье костей и стук крови в ушах. Дюжины рук хватали Гидеон. Талант Харрохак был в масштабности. Она умела создать законченную конструкцию из какой-нибудь плечевой кости или таза, поднять целую армию там, где другой бы поднял одного бойца. Гидеон всегда почему-то знала, что так она и погибнет, что толпа скелетов забьет ее до смерти. Потом суета вдруг затихла, уступила место кому-то, кто пинком отправил ее на землю. Костяные люди удержали ее, когда она попыталась подняться, отплевываясь кровью. Харроу стояла среди своих скалящихся прислужников. Она была задумчива и невозмутима. А потом она ударила Гидеон в лицо.
На пару секунд все вокруг стало красным, черным и белым. Голова Гидеон мотнулась в сторону, она выплюнула зуб, закашлялась, попыталась встать. Сапогом Харроу наступила ей на шею, потом опустила его ниже и еще ниже, вынуждая Гидеон вжиматься в твердый пол. Спускаясь, шаттл поднял облако пыли, сдул нескольких скелетов. Харроу отпустила их, и они осыпались ровными кучками.
– Это жалко, Сито, – сказала Госпожа Девятого дома. Когда схлынула первая волна адреналина, от ее приспешников стали отваливаться куски. То тут, то там на землю падали руки, челюсти и прочее. Она выложилась очень сильно. В земле вокруг темнели маленькие воронки, как будто везде разрывались крошечные мины. Харроу стояла посреди них с искаженным, залитым кровью лицом. Из носа у нее лилась кровь, которую она вытирала ладонью.
– Это жалко, – повторила она, гнусавя. – Я стольких подняла. Устроила зрелище. А ты не выдержала. Было совсем просто. Да я больше устала, когда копала ночью.
– Копала, – прохрипела Гидеон. Рот у нее был забыт пылью и костяной крошкой. – Ночью.
– Конечно. Пол чертовски твердый, а площадь нужна была большая.
– Ты безумная тварь, – сообщила Гидеон.
– Говори, Крукс, – велела Харрохак.
С плохо скрываемой радостью маршал объявил:
– Бой был честен. Враг повержен. Победа за Госпожой Нонагесимус.
Госпожа Нонагесимус повернулась к своим помощникам и подняла руки, чтобы сброшенная мантия вернулась к ней на плечи. Выплюнула в грязь сгусток крови и махнула Круксу, который суетился вокруг. Гидеон подняла голову, а потом уронила ее на пол. Голова кружилась. Агламена смотрела на нее с непонятным выражением лица. Сочувствие? Разочарование? Вина?
Шаттл пристыковался к площадке. Гидеон посмотрела на него, на его сияющие бока, дымящие клапаны и трубы, и попыталась приподняться на локтях. Не смогла: она все еще не перевела дух. Она не могла даже поднять дрожащий средний палец вслед победительнице. Поэтому она просто продолжала смотреть на шаттл, на свои вещи, на меч.
– Вставай давай, – велела Харрохак и снова сплюнула кровью, совсем рядом с головой Гидеон. – Капитан, скажи пилоту подождать. Ему заплатят.
– А что, если он спросит, где пассажирка, миледи?
Благослови господь Агламену.
– Она задержалась. От моего имени попроси его оказать любезность и остаться на час. Мои родители достаточно ждали, и это заняло больше времени, чем я думала. Маршал, отнеси ее в святилище.
3