Гидеон Плениш
Шрифт:
Тем же личным божественным соизволением он вышел из паники 1929–1930 годов еще богаче прежнего, так как миллионы потребителей нашли, что дешевле покупать Оки-Доки, чем пагубное виски. А в состав Оки-Доки входило достаточно кофеина, чтобы потребитель мог пристраститься к нему без видимого ущерба для здоровья.
Мистер Найф в 1930 году был одним из достойнейших современников испанской инквизиции.
Либеральное духовенство превращало свои церкви в лекционные залы, но в 1930 году — как было и в 1940 и будет, вероятно, в 1960 — убежденные фундаменталисты, твердо знающие, что бог сотворил мир в шесть дней, чтобы на все последующие времена его возненавидеть, свято блюли истинную веру. Как ни ярко рдеют неоновые лампы на Главной Улице, им не затмить адского огня, пылающего в часовне антиномистов или в новой реформированной
Уже несколько лет, как мистер Уильям Т. Найф препоручил свое предприятие своим шестерым дюжим сыновьям, а сам колесил по стране, осведомляя многолюдные аудитории о том, что: а) он хоть и самоучка, а поумнее многих, кто учился в Гарварде, б) на всех его фабриках управляющие начинают рабочий день с молитвы, в) члены профсоюзов очень плохие рабочие, просто никуда не годные рабочие и г) не было бы этого вечного нытья насчет того, чтоб поменьше работать и побольше получать, если бы удалось убедить рабочих, чтобы они читали библию — единственную книгу, в которой все, от корки до корки, непреложная истина, — а не занимались бы своекорыстными размышлениями о предметах мирских и суетных, вроде квартирнои платы или цен на бакалею.
И вот мистер Найф почувствовал, что приспело время увековечить в нетленной форме полную чудес историю его жизни. Познакомившись с доктором Гидеоном Пленишем на собрании по вопросу об Эскимосской Культуре, организованном антиномистами, он осведомился, является ли добрый доктор убежденным фундаменталистом и читается ли у него в доме утром и вечером молитва. Узнав, что перед ним именно такой образец благочестия, он предложил доктору пять тысяч долларов за написание его, мистера Найфа, автобиографии, разумеется, от первого лица.
Доктор Плениш предложение принял и немедленно переехал с семейством в пансион в Маунт-Верноне, штат Нью-Йорк, чтобы быть поближе к мистеру Найфу и его священным трудам. Он поцеловал мисс Кэнтлбери — в первый раз — и письменно известил о своем уходе капитана Гисхорна, который в это время отважно исследовал теннисные корты Аризона-Балтимор-отеля.
Мистер Найф был противником роскоши, до которой так падки потребители вина и коктейлей. Он говорил:
— Я бы мог задешево купить и продать всех этих безбожных молодчиков, что похваляются своими яхтами и лошадьми для поло, но мы с миссис Найф верны заветам Писания — быть скромными в привычках и возвышенными в мыслях, а потому мы довольствуемся этой отшельничьей хижиной. Ну, чтобы свершить священный долг гостеприимства, здесь места хватит, но нам-то самим нужна лишь крыша над головой да корка хлеба. Да, нам немного нужно. Правда, если довольствуешься немногим, разумно желать, чтобы это немногое было первого сорта.
Отшельничья хижина представляла собой виллу в колониальном стиле на двадцать комнат, выстроенную некогда в качестве загородной резиденции одного кинорежиссера. При ней имелся розарий в два акра и гараж на восемь машин, целиком заполненный. Доктор Плениш и мистер Найф работали в библиотеке так называемого отшельника, комнате длиной в сорок футов, из которых шестнадцать было вывезено из библиотеки покойного герцога Дипхэвена.
Перед началом работы мистер Найф произносил всегда и неизменно:
— Сигару, док? Я, видите ли, принципиальный противник курения, считаю его нехристианской и непохвальной привычкой — душа болит глядеть, как наша молодежь отравляется табачным дымом, — все профсоюзные агитаторы курят, это я вам точно говорю. Но мой врач, добрый христианин, прописал мне время от времени выкуривать сигару для горла, так я уж решил курить Поркос-и-Толедос. Я в этих вещах сам не разбираюсь, но мне говорили, что это хорошая марка… Еще бы не хорошая! Ведь по шесть долларов плачу за штуку-много ли вы в Бронксвилле найдете франтов, которые платили бы хоть половину?
Мистер Найф расхаживал взад и вперед, почесывал свой шишковидный нос, сплевывал поочередно в шесть плевательниц с выведенными на них остроумными изречениями доктора Фрэнка Бухмана [93]
— Я как Оливер Кромвель. Я желаю, чтобы живописец изобразил на портрете не только глаза и подбородок, ко и все бородавки тоже — так я всегда говорю нашим мальчикам на евангелических митингах под открытым небом и девочкам на собраниях Только Для Женщин.
93
Бухман, Фрэнк (р. 1878) — американский лютеранский священник, лидер движения «Моральное перевооружение», распространенного во многих странах.
Да, сэр, эта автобиография задумана мною как скромное приношение Всевышнему, а его не обманешь, и потому записывайте все мои заблуждения и грехи, ничего не пропуская — а надо сказать, погрешил я в свое время немало, ох, и погрешил! — записывайте все: и сколько я душ спас, и какой капиталец нажил, и сколько антиномистских часовен построил — все во славу божию. Он через посредство Святого Духа был моим верным компаньоном во всех предприятиях, ему хвала и ему доля прибыли!
Он так и сыпал фактами и поучительными примерами… Каждый нанимаемый им слуга (а их было девять в доме) подвергался проверке по библии и по Вассерману, и все они участвовали в семейных молитвах. Однажды он обратил одного профсоюзного организатора, который до этого рыскал повсюду как радикально настроенный лев и только смотрел, где бы растерзать какого-нибудь невинного предпринимателя, дающего работу неорганизованным рабочим, — а теперь он сделался евангелистом, живет в Орегоне, имеет добрую христианку-жену и почти оплаченный домик… Мистер Найф совершенно бесплатно снабжает церкви своим Оки-Доки взамен вина для причастия и только берет с настоятелей расписку на предмет рекламы в клерикальной печати… Значение религии в деловой жизни он впервые постиг еще мальчиком, когда наябедничал на товарища, стянувшего конфету в лавке, и лавочник наградил его за это… Когда один самозванный чиновник здравоохранения возбудил против него преследование под глупым предлогом, будто Оки-Доки — наркотик, господь бог вступился и сподобил мистера Найфа отделаться от этого чиновника с помощью праведнейшего и гуманнейшего уложения — закона о Торговле Белыми Рабынями.
Доктор Плениш не так уж тепло относился к мистеру Найфу, но через него доктору удалось Завязать Связи, как это называется в мире стимулирующих организаций. В отшельничьей хижине доктор познакомился с одним из самых серьезных деятелей организованной благотворительности, каких ему приходилось встречать в жизни, — достопочтенным Эрнстом Уэйфишем, бывшим депутатом конгресса, среди собратьев по профессии известным под кличкой «Дьякон».
Достопочтенный Уэйфиш слишком поздно уразумел, что ему следовало избрать духовную карьеру, а не политическую, хотя, кстати сказать, он был когда-то гробовщиком — специальность, в которой, несомненно, есть некоторый клерикальный оттенок. Движимый этим благочестивым соображением, мистер Уэйфиш отказался от славы конгрессмена — как только провалился на очередных выборах — и занялся общественной деятельностью на пользу религии. Сейчас он был президентом и рабочим секретарем Национальной Лиги Борьбы за Христианское Самоусовершенствование, ставившей себе целью вернуть рабочего, опору американской индустрии, в лоно церкви, отучив его зря тратить время и деньги на профсоюзы и коммунистические митинги;
Мистер Найф принадлежал к числу крупнейших жертвователей Лиги достопочтенного Уэйфиша. Они были трогательно единодушны в вопросе о нуждах рабочего класса и часто говорили, что являются лучшими друзьями рабочих, только те этого не знают.
Доктор Плениш отметил, что оба они, так же как и преподобный Кристиан Стерн, были невысокие, сухонькие, рыжеватые человечки, наделенные, однако, подвижностью спринтеров и гулким, несообразно басовитым голосом. Он уже стал задумываться, годится ли он сам, по своим физическим данным, в Спасители Человечества, но тут его сомнения разрешило прибытие в хижину еще двух деятелей совершенно другого типа — Констэнтайна Келли и Г. Сандерсона Сандерсон-Смита, которого он знал по Чикаго.