Гидра-2. Криминальные истории 60-х
Шрифт:
— Скажите, откуда у вас излишки женских трикотажных костюмов? — спросил Сазонов. Она задвигалась на стуле, поправила правой рукой прическу, сверкнув массивными золотыми кольцами, и молчала, видимо, не зная, что сказать. Молчал и следователь, внимательно рассматривая кончик пера своей ручки. Затем взглянул на нее. — Все трикотажные костюмы, и изъятые у покупательниц, и обнаруженные на складе, производства вашего трикотажного объединения. При этом они изготовлены в цехе, где работает Лопотков Савелий Петрович. — Конева вздрогнула, словно ее ударили. — Так откуда же они у вас?
Она хотела что-то сказать, но слова застряли у нее
— Их привез Лопотков.
— Как?
— Вместе с товаром по накладной. Лишнюю коробку, пять костюмов. Попросил продать. Он сказал, что это сверхплановые костюмы, что они все равно не учитываются у них, поскольку перевыполнение плана не разрешается.
— Деньги от продажи оставались у вас?
— Нет, я их отдавала Савелию Петровичу. Он платил мне за работу — с каждого костюма по десятке.
— Сколько раз он привозил Вам такие товары?
— Наверное, раз десять. Я точно не помню. Но у меня записано.
Было установлено, что всего Лопотковым было похищено товаров на сумму 8 тысяч 200 рублей и привезено на склад Коневой, которая и продала их. Продажа осуществлялась по номинальной цене. Покупателям сообщалось, что есть дефицитные товары, которые и покупали их, чтобы не стоять в очереди. Как правило, это были работники продовольственных магазинов, ресторанов, ателье, парикмахерских, услугами которых, также на льготных условиях, пользовалась Конева.
Лопотков при допросе вначале пытался все отрицать. Он утверждал, что по договоренности с начальником юридического отдела объединения, чтобы не спорить в арбитраже по мелким претензиям торговой фирмы, он иногда заменял нестандартную, некачественную продукцию. Но затем под тяжестью предъявленных улик был вынужден признаться в содеянном и рассказал, что хищения он совершал, пользуясь доверием заведующей складом готовой продукции цеха, незаметно клал в машину лишнюю пачку или коробку с готовой продукцией. То же самое незаметно от водителя делал в магазине, сообщал об этом только Коневой. Хищения совершал только за счет экономии. Зная количество сэкономленных материалов в цехе и количество произведенной за счет экономии сверхплановой продукции.
Оказалось, что в раскройно-швейном цехе по инициативе одного рабочего была разработана новая, более экономичная система раскроя деталей женского верхнего трикотажа. Однако планирование деятельности цеха осуществлялось по старым нормам. Поэтому цех имел экономию трикотажа.
С целью установления количества похищенного планово-экономический отдел произвел перерасчет расхода трикотажной ткани на изготовление единицы продукции. В результате были установлены количество сэкономленного материала и количество произведенной из нее неучтенной продукции. Оказалось, что оно в целом соответствует количеству изделий, доставленных Лопотковым Коневой и проданных ею. Вина заместителя начальника цеха была доказана. Вскоре следствие было закончено и дело передано в суд.
Народный суд приговорил Лопоткова за хищение социалистического государственного имущества к лишению свободы. Была осуждена за соучастие и Конева. Ей также были назначена мера наказания, связанная с лишением свободы.
ТРИ БАРАНА
Яркое, яркое солнце. Оно давило на глаза, ослепляло. От него некуда было деться. Потом послышались какие-то голоса, сначала далеко, потом все ближе и ближе. И вот они уже звучат в самое ухо, лошадь ударила копытом в плечо, не больно, но очень сильно, еще раз… Иван проснулся, потер глаза и зажмурился от яркого света электрического фонаря. Слышались голоса. Говорил мужчина.
— Это он, Тимофей Ильич, он, кому же еще быть.
— Вставай, — властно сказал второй мужской голос. Кто-то зажег настольную керосиновую лампу. Иван взглянул на говорившего, это был милиционер. Иван сел на полу. От водки шумела голова, хотелось пить. — Вставай, вставай, — нетерпеливо и сердито опять сказал милиционер.
Иван поднялся с пола, колени дрожали. Он сел на скамейку.
— Работники, черт бы вас побрал, баранинки захотелось. Строители, — опять сказал первый голос.
Иван посмотрел на говорившего. Им оказался невысокого роста, худой мужчина.
— Я сейчас, — сказал он милиционеру и, хромая, пошел к двери.
«Хромой пастух, — узнал его Иван, из соседней деревни. Чего ему надо? Почему он говорит, что узнал меня?» В полумраке у двери стояла женщина, но Иван не смог ее рассмотреть. «Чего им здесь надо? Зачем они пришли? А где же Николай и Петр? Куда они делись? Что-то, видимо, случилось».
— Где твои дружки? — спросил Ивана милиционер.
Иван взглянул на него. Только сейчас он понял, что перед ним участковый уполномоченный. Он видел его однажды в конторе колхоза.
— Какие дружки?
— Ну, ты мне это брось. Какие дружки! Те, с которыми вы столбы ставили для электричества. Где они?
— Я не знаю, где они.
— Не знаешь, стало быть. Ну ладно, придется вспомнить.
В это время вошел пастух. В руках он держал две бараньи шкуры.
— Вот, Тимофей Ильич, в кладовке нашел шкуры тех баранов, которых украли из стада. Я точно помню. Это баран, а это ярка. Молодая овца, еще ни разу не стрижена. Видите, шерсть какая. Я всех своих овец наперечет знаю. А у барана подпалины на боках. Помните, я вам говорил и в заявлении указывал. Вот, пожалуйста. Видите? — И он показал шкуры, поворачивая их перед лампой. — Все правильно. Это они баранов уворовали. А его я тоже помню, — сказал пастух, кивнув на Ивана. — Я его видел, когда они столбы ставили и провода тянули. Вы видите, и на столе бараньи ребрышки лежат. Бутылка из-под водки, три стакана, три тарелки. Здесь было три человека. Выпивали и ворованой бараниной закусывали. Может, еще и в печи стоит баранинка, — сказал пастух и захромал к печке, поднял крышку чугунка, стоящего на печи, понюхал варево. — Баранина, точно. Вот, пожалуйста. — Он принес и поставил чугунок на столе. Затем черпаком достал из него баранью ногу. — Ну, что скажете, Тимофей Ильич? Говорил я вам. Вы мне еще не верили. Здесь наши баранчики. Оба здесь. Он — вор, — указал он на Ивана.
«Вор, почему вор! — подумал Иван. — Я ничего не крал». Но в голове у него очень шумело, голоса доносились слабо, свет лампы колебался и тускнел. Ему казалось, что это сон, что он проснется и все встанет на свои места.
— Ну что ж, составим протокол, — сказал участковый и, сев к столу, стал писать.
Иван, сидя на скамейке, привалился спиной к стене и задремал. Разбудил его участковый.
— Ну, хватит спать, — сказал он. — Пошли.
Потом они шли по темной улице деревни. Милиционер привел Ивана к сельскому Совету и запер в задней темной комнате. Иван лег на стоящий там широкий деревянный топчан и уснул.