Гидроудар
Шрифт:
— Это ваш портфель? — перевел посольский толмач вопрос полицейского. — Вы можете опознать свое имущество?
У профессора даже тряпочка выпала из рук от неожиданности:
— Мой. Могу опознать. Это мой компьютер!
Он вырвал из рук чиновника портфель, судорожными движениями расстегнул «молнии» и вытащил ноутбук:
— Мой! По крайней мере, очень похож.
Ученый положил ноутбук на ближайший ящик, открыл крышку и быстро набрал код. «Виндоуз» загрузился, и разработчик невиданной оборонной системы издал победный крик:
— Мой! Сто процентов — мой! И все программы мои, в целости и сохранности!
Он
— Спасибо, дорогой! Вы — лучшая полиция в мире! Вы просто спасли меня! Вы даже не представляете, как многое вы для меня сделали. И для России тоже… — зачем-то добавил Беляев и покраснел.
Чиновник попросил ученого расписаться на каком-то бланке, подтверждающем, что у русских больше нет претензий к местной полиции, и с гордостью удалился, оставив за себя присутствовать на погрузке погибших полицейского чином пониже. А профессор снова бросился к компьютеру, радуясь, как ребенок, и с явным удовольствием щелкая по его клавишам.
— Ты смотри, нашли, — подошел к Батяне Саныч. — Это надо же — отыскать ноутбук в таком огромном городе!
— Да уж, — процедил Лавров, — что правда, то правда — нашли иголку в стоге сена…
Глава 12
Время здесь тянулось необычайно медленно. А с другой стороны, вполне возможно, что оно бежало и очень быстро. Вот только определиться с этим было сложно — его любимые часы, подарок от группы к недавнему юбилею, исчезли с руки бесследно, а других ориентиров, по которым можно было бы каким-то образом засекать столь привычные в обычной жизни минуты и секунды, здесь не было. Ни одного окна. Ни одного звука. Только бетонные стены, низкий потолок и энергосберегающая лампочка, безжизненным голубоватым светом освещавшая камеру.
Разгуляев вздохнул и перевернулся на другой бок.
Он все время вспоминал события того дня и никак не мог вычислить, в какой момент дал промашку. Когда споткнулся и упал в воду? Когда не сумел зацепиться за сцену, и течение снесло его ниже? Когда не заметил бревно, больно ударившее его по плечу — так, что грести сразу стало почти невозможно?
Наверное, потому он так и обрадовался лодке, вдруг залопотавшей дохлым мотором всего в каких-то десяти метрах от устало гребшего Василия. Он закричал, замахал здоровой рукой, стараясь, чтобы его поскорее заметили. И какое облегчение он испытал, как стало радостно на душе, когда лодка, взревев двигателем, заложила вираж, поворачивая к нему.
В плоскодонке сидели четверо парней. Со смехом и криками на абсолютно непонятном Разгуляеву языке они протянули ему руки и в одно мгновение втащили в лодку. Устало усевшись на дно лодки, Василий улыбнулся своим спасителям:
— Спасибо, ребята. Выручили меня. Сэнк ю!
— Руссо? — поинтересовался один из его спасителей, внимательно приглядываясь к певцу.
— Руссо, — кивнул Василий. И больше не помнил уже ничего — сильнейший удар по голове отключил его сознание.
А очнулся он уже здесь, в зиндане — бетонной яме, где прямо на полу валялись матрацы.
Он открыл глаза, и первое, что услышал, был возглас: «Ну, слава богу! Очнулся!» Над ним, стоя вокруг него на коленях, склонились трое, и в глазах их было что-то странное. Какое-то острое, буквально физически ощущаемое выражение. Страх? Тревога? Беспокойство за состояние его здоровья?
Разгуляев приподнялся, пытаясь оглядеться, и тут же непроизвольно застонал — в затылок тысячами иголок впилась боль. Да и вся голова гудела, как колокол, а картинка перед глазами плыла, не позволяя сосредоточить взгляд на окружающих предметах.
— Тише вы, лежите лучше, — заботливо проговорил один из мужчин, склонившихся над ним. — Может, у вас и сотрясение мозга случилось — после такого-то удара не мудрено. Шишка вон выскочила — на полголовы.
Василий закрыл глаза и, подняв руки, попытался ощупать голову. Да, прав товарищ — гузак на затылке вырос — будь здоров. И правая рука здорово болела — это ж надо было так неаккуратно удариться!
— Где это мы? — спросил Василий, и не сразу узнал свой голос — в горле пересохло, язык прилип к нёбу, и звуки, которые издавали его голосовые связки, изменились до неузнаваемости. — Воды можно попросить?
— В тюрьме, — услышал в ответ. — А воды сейчас дадим, с этим проблем нет…
Оказалось, что эти трое его собратьев по несчастью — зрители злополучного концерта, завершившегося грандиозным потопом. Их тоже выловили из воды. Они тоже обрадовались спасению. И тоже, как и Разгуляев, вскоре оказались в этой камере.
Трудно сказать, сколько часов они здесь уже просидели. Судя по тому, что их уже дважды кормили какой-то рисовой похлебкой с рыбой, наверное, не меньше двух суток.
Время шло. Голова у Разгуляева уже почти прошла, плечо тоже болело меньше. Куда сильнее беспокоило и его, и его сокамерников чувство полной неопределенности. Никто к ним не приходил. Да и как сюда можно было прийти? Сверху, через откидывавшуюся решетку, к ним опускали харчи — похлебку, воду, лепешки. Никто ничего не сообщал, не объяснял, за что они здесь находятся и как долго это будет продолжаться.
Русские были не единственными узниками этой темницы. Довольно узкая горловина зиндана расширялась книзу, и в не таком уж маленьком помещении сидели и китайцы. За что их сюда бросили, Василий не выяснял. Не зная китайского, он этого сделать все равно не мог. Да и, по большому счету, особого интереса у него это не вызывало. Тут бы со своим собственным будущим разобраться…
Поначалу сокамерники Василия обрадовались, увидев артиста. Такой человек, настоящая звезда российской эстрады, в этой дыре долго сидеть не будет, рассуждали они. Если это государственная тюрьма, то скоро появятся адвокаты и вмешаются в его судьбу, а значит, появится шанс и у остальных. Если же это похищение и их содержат ради выкупа, то соседство с совсем не бедным певцом тоже сулило им определенные дивиденды.
Оказалось, что все они — специалисты с прорвавшей плотины. Прилетевшие сюда, чтобы неплохо подзаработать на бенгальских контрактах, из разных уголков России, они вскоре убедились, что не зря в далеких командировках платят большие деньги. Чужой климат, чужая еда, чужие люди, чужая природа — все это интересно и хорошо в малых дозах. В туристической поездке, например. А когда это все становится частью твоей жизни, когда изо дня в день — Ганг, Дакка, бенгальцы, слоны и обезьяны, острая пища и бесконечный рис — тогда вдруг начинаешь понимать, как не хватает тебе сибирского морозца, березки средней полосы или картошечки с воронежского поля. Потому так и обрадовались русские, работавшие в этой далекой стране, приезду Разгуляева и его группы.