Гигиена убийцы. Ртуть (сборник)
Шрифт:
Хэзел, любовь моя!
Всякое желание – дань памяти. Всякая любимая – реинкарнация умершей неутоленной любви.
Ты и мертвая и живая.
Твой навсегда
– Вы очень богаты, – лаконично объявила, вернувшись из Танша, старшая подруга.
– Нет, мы очень богаты. Как насчет вашего самого заветного желания? Вам все еще хочется сесть на большой корабль, который увезет
– Больше чем когда-либо.
– Я предлагаю Нью-Йорк.
По дороге в Шербур бывшая медсестра вдруг сказала:
– Не думаю, что Адель действительно хотела умереть. Она бросилась в море со стороны побережья, а не со стороны океана. Наверное, у нее просто не хватило сил доплыть до Нё. Я уверена, она хотела жить.
Незадолго до их отъезда она получила телеграмму с сообщением о самоубийстве Лонкура и записку от Капитана, адресованную ей лично.
Мертвый Предел, 31 марта 1923
Мадемуазель,
я полагаюсь на вас: Хэзел не должна узнать о моей смерти.
«Я плохо думала о нем, – сказала себе Франсуаза. – Он и вправду был благородным человеком».
На борту трансатлантического лайнера, следовавшего из Шербура в Нью-Йорк, все признавали, что мадемуазель Энглерт и мадемуазель Шавень по праву делят титул самой красивой пассажирки.
Они делили также лучшую каюту с большим зеркалом. Хэзел смотрелась в него часами, с письмом Капитана в руке и неиссякаемым восторгом в глазах.
– Нарцисс! – улыбаясь, говорила ей Франсуаза.
– Вот именно, – отвечала она. – Я на глазах превращаюсь в цветок.
Нью-Йорк оказался городом, в котором хорошо жить, когда есть деньги. Подруги купили прекрасную квартиру с видом на Центральный парк.
Много всего произошло с каждой из них, но всегда они были неразлучны.
От автора
У этого романа два конца. Изначально это не входило в мои намерения. Со мной произошло нечто для меня новое: когда был готов первый, счастливый конец, я вдруг почувствовала, что необходимо сочинить другую развязку. Я так и сделала, после чего не смогла выбрать между двумя финалами, настолько оба они напрашивались сами собой и отвечали железной, хоть и непостижимой логике характеров.
Поэтому я решила оставить оба. Хочу только уточнить, что ни в коем случае не следует усматривать в этом влияние интерактивных миров: мне они совершенно чужды, хотя и информатика, да и другие сферы жизни находятся в их власти.
Другая развязка начинается с того момента, когда беглянка Франсуаза уже стоит на пороге комнаты Хэзел и собирается открыть ей правду.
Она уже готова была войти к Хэзел, как вдруг чьи-то железные руки опустились на ее плечи, – это были охранники, по-прежнему невозмутимые и безмолвные. Ее потащили в комнату Лонкура.
Франсуаза так разозлилась, потерпев неудачу у самой цели, что даже не испугалась.
– Снова, мадемуазель, я восхищаюсь равно вашим умом и вашей глупостью. Я восхищен тем, какие чудеса изобретательности вы проявили, устраивая побег. Но слыхано ли, чтобы подобное присутствие духа служило столь нелепой затее? Что же вы собирались сказать моей питомице?
– Вы сами прекрасно знаете.
– Я хочу услышать это от вас.
– Правду: что она красива, так ослепительно-красива, что от ее красоты любой может лишиться рассудка.
– Или любая.
– Или стать преступником. Я расскажу ей все: про ваш подлый обман, про Адель, которая была вашей прежней пленницей.
– Прекрасно. А дальше?
– Дальше? Все. Этого хватит.
– Хватит для чего?
– Чтобы она смогла наконец жить. Мне бы еще хотелось, чтобы она убила вас, но не поручусь, что она на это способна. Я-то смогла бы, но это не мое дело.
– Скорее уж ваше, чем ее.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я ваш соперник. Если кто-то здесь ненавидит меня, так это вы, а не она.
– Ничего, это секундное дело. Дайте мне сказать ей правду – и посмотрите, как она возненавидит вас лютой ненавистью.
– Не исключено. Однако маловероятно, что она меня покинет.
– Ей помешают ваши люди?
– Нет. Вернуться в мир после стольких лет – безумие, которого она не совершит.
– Она провела в заточении всего пять лет. Она еще молода и сумеет прийти в себя, это не смертельно. Не говорите о ней как о Робинзоне Крузо.
– Я говорю о ней как об Эвридике. Пять лет Хэзел считает себя мертвой. Нужно чертовски много сил, чтобы воскреснуть.
– Она сможет. Я помогу ей.
– А как же я? Вы обо мне подумали?
Франсуаза расхохоталась:
– Честно говоря, нет. Мне наплевать, что будет с вами.
– Вы хотите сказать: что было бы со мной. Вы, кажется, забыли, что ваш план не удался.
– Я еще не сказала своего последнего слова.
– Прежде чем вы его скажете, я предлагаю вам подумать вот над чем: неужели вы сами не понимаете, как нелепо и бессмысленно ваше геройство? Сколько ловкости, сколько осмотрительности потребовалось мне, чтобы создать этот рай. Да, именно рай: на Мертвом Пределе у меня есть все, чего мне хочется, и это уже хорошо, а от того, что мне не нравится, я избавлен, и это еще лучше. Для себя одного я воссоздал сад Эдема; на это ушла прорва денег: покупка острова, постройка весьма необычного дома, не говоря уж о жалованье охранников. Но где же еще в наш век, сулящий гибель свободе, мог я найти пристанище моим недозволенным желаниям и спрятать мою вечную Еву от тысячи змеев, грозивших похитить ее у меня? Перестаньте же судить меня по указам морали и мерить мои заслуги Прометеевой мерой.
– Может быть, прикажете вами восхищаться?
– Люди, способные быть счастливыми, достойны восхищения. Чем пытаться разрушить их счастье, завоеванное в нелегкой борьбе, лучше отдать должное их мужеству и решимости.
– И надо полагать, следует умилиться при виде девушки в неволе?
– Если бы вы знали девушек, как знаю их я, вам было бы известно, что они обладают чувством трагического.
– Вы, кажется, забыли, что я сама была одной из них.
– Вы никогда не были девушкой-затворницей, подавленной и обожаемой. Случись такое с вами, вы бы знали, что девственницы обожают судьбоносные мизансцены.