Гильдия темных ткачей
Шрифт:
— На тренировках не вздумай его трогать, — расщедрился Еж на советы. — И Волчку скажи, пусть остынет, не спешит к Хиссу. Он свой шанс упустил.
Тихий голос проникал в сознание, подчиняя и пресекая на корню все возможные возражения, совсем как полгода назад…
…когда Угорь возвращался к Наставнику с добытым из дома графа Зифельда свитком, и был остановлен мягким приказом:
— Малыш, иди-ка сюда.
Он обернулся, готовый убить наглеца. Но не обнаружил на площади никого, кроме каменного мантикора, изливающего в бассейн струю воды из пасти.
— Хм. Не туда смотришь.
Угорь
— Мастер?
— Плохо вас Мастер учит. Никуда не годится.
Темнота шагнула вперед, оказавшись Седым Ежом.
— А провожу-ка я тебя. Заодно и познакомимся.
Пожалуй, так страшно Угрю не было, даже когда он вместо родного дома увидел пятно жирной сажи посреди нетронутых жаром деревьев и ровную шестиконечную звезду, нарисованную поверх гари ручейками живого пламени. Темный шер Бастерхази, придворный маг Валанты, не церемонился с неугодными — и если б Угорь не сбежал на всю ночь купаться и ловить рыбу, разделил судьбу родных. Теперь же он словно встретился с самим Хиссом — в глазах Седого Ежа не было ничего человеческого. Но страх быстро прошел. Мановение ресниц, и вместо порождения Ургаша перед ним был немного рассеянный, рано поседевший горожанин, хорошо известный любителям собачьих боев заводчик, за единственного друга почитавший страшенного кобеля ольберской породы.
Хоть желание Седого Ежа пообщаться показалось Угрю странным: до сего момента Еж успешно делал вид, что подмастерьев Ткача в природе не существует. Ничего хорошего внимание Руки Бога не сулило, но выбора не было. Угорь рассказал все, что тот хотел услышать: как ведет себя Мастер с каждым из учеников, что и как говорит, каким тоном отдает распоряжения жене, притворяющейся экономкой. На удивление, Еж не ограничился вопросами и приказами. Он беседовал с подмастерьем, чуть не как с ровней, и оттого Угорь еще острее чувствовал холодную сталь у самого сердца — всего лишь небрежный взгляд, но тот взгляд стоил хорошего клинка. Одно неверное слово, одно подозрение, и у Мастера станет одним учеником меньше.
Слава Хиссу, обошлось. Седой счел его достаточно полезным и молчаливым, чтобы оделить ролью доносчика и мальчишки на побегушках. Лишь спустя пару месяцев Угорь понял, сколь выгодно ему внимание Седого Ежа. Тот не ставил ученика в известность о своих намерениях, но его вопросы вкупе с непредназначенными для посторонних ушей разговорами цеховых старшин позволили последнему из шерре Занге сделать вывод: Еж поможет сделать еще один шаг к цели. Один из множества шагов.
В кабинете на втором этаже скромного особняка по улице Серебряного Ландыша пахло свежими бушами. Как всегда, Фаина испекла их к обеду.
Внизу стукнула входная дверь. Диего бие Кройце отложил потрепанный том Хроник и прислушался: вернулись, оба. Молодцы.
— Орис, Хилл, идите обедать! — раздался с кухни голос Фаины.
Мастер улыбнулся, словно наяву увидев её: статную, округлую, с теплой, как только что вынутые из печи буши, улыбкой. Когда Фаина радовалась, светились теплом карие глаза в легкой сеточке морщинок, яркий широкий рот и ямочка на левой щеке, даже складки на простом полосатом платье и полотенце в
Наверное, улыбка на губах убийцы, отдавшего душу Темному Брату, выглядела странно, но Диего было все равно. Девятнадцать лет назад, едва став Мастером Ткачом, он впервые нарушил закон Гильдии — оставил при себе наивную, добрую Фаину, беременную его сыном. С тех пор он не раз шел поперек закона и не жалел об этом, хоть и знал, что рано или поздно придется платить за краденое счастье. Лишь бы платить пришлось ему самому.
— А где Наставник? — послышался голос Хилла.
— У себя, — ответила Фаина. — Быстро на кухню. Остальные уже пообедали, только Угорь и Волчок не пришли.
Зазвенели тарелки и ложки, пахнуло острой бараньей похлебкой: сыновья принялись за обед. Подождав, пока Орис с Хиллом закончат, Мастер направился вниз. По правилам надо расспросить Хилла, но достаточно того, что он справился с Волчком и Угрем. Теперь же следует на время удалить его от прочих учеников, время для открытой драки не пришло. Пусть сходит к оружейнику, заодно собьет цену на следующий заказ.
Около кухни ему попался Игла, самый младший из учеников. На подвижной физиономии читалось разочарование результатом игры в салочки. Явная неудача — мальчишка так и не научился контролировать чувства, вряд ли сумеет выдержать присутствие бога. То ли дело Орис и Хилл!
Пятнадцать лет назад, когда настоятель Алью Хисс принес белобрысого найденыша и отдал в обучение, Мастер был очень удивлен. Он и сейчас не понимал, почему Темнейший, который должен следить за исполнением законов Хисса, делает вид, что семья у Мастера — самое обычное дело. Наверное, это все зачем-то нужно настоятелю. Или самому Хиссу. Простым смертным не понять.
«…Законы Гильдии строги, друг мой. Строги и мудры. Но только один закон непреложен. Один договор вечен. И мудр тот, кто понимает это.
Я не буду говорить, что видел вещий сон или сам Хисс явился и повелел… за этим в соседний храм. Я нашел мальчика сегодня утром на ступенях Алью Хисс. Теперь он принадлежит тебе, и что из него получится, зависит от тебя. Хочешь, оставь себе, хочешь, продай, хочешь, скорми собакам. И не забудь пожертвовать храму двадцать империалов. За двух младенцев…»
Молодой Ульрих — всего-то восьмидесяти лет от роду, по гномьим меркам совсем юноша — мнил себя гением, драл поднебесные цены и брался далеко не за все заказы: настоящий мастер должен быть разборчив! Никогда не отказывал только Гильдии: Мастер имел к нему особый подход. Такой особый, что узнай Рунмастер клана, что иногда переходит из рук Ульриха в арсенал Гильдии — в лучшем случае изгнал бы из рода. Но, с другой стороны, всем бы заказчикам такую обязательность. Ткачи и платят вовремя, и не торгуются, и уважение оказывают.
Взять, к примеру, парнишку с нелепым прозвищем Лягушонок. Малыш совсем, даже по человеческим меркам, а на клинки чутьё, как у гнома. Из любой кучи острых предметов вытянет лучший, а на работы самого Ульриха так глазищами сверкает, чуть слюна не капает!
Ульрих любил визиты забавного мальчишки. А кто, скажите на милость, не любит, когда за ним по пятам ходят, уши растопырив, в рот заглядывают и каждое слово ловят? И разливался мастер соловьём, собственным подмастерьям столько тонкостей не раскрывал, как этому юному пройдохе.