Гимгилимыада – 1: Добро пожаловать на Яппу!

Белокрыльцев Сергей Валериевич

– Библиотека? – озадачился Михудор. – А там есть библиотека? Не, может и есть. Я не интересовался. Я не особо люблю книжки. Предпочитаю красоток и деньги. Ха!

– А я вот собираю редкие книги с разных планет, – похвастался Улит. – Каждая книга оригинально оформлена и по-своему красива.

– Вот как значит… – Михудор задумался. – Это и есть ваше важное дело – редкие книги муслинов?

– Нет. По поручению отца я прилетел изучать историю муслинов.

– Вот оно как, – протянул Михудор, стараясь извлечь из Улита как можно больше сведений, которые могли бы пригодиться в дальнейшем. – А чего Ылит Тутли заинтересовался историей муслинов?

– Ему нужны факты для написания запланированной трилогии о муслинах.

Улит, оседлав любимого конька – болтовню об отце, ЭКЛИ и своём исключительном положении сына известного писателя, – выдал на-гора полезных сведений. Михудор полностью определился с тем, кого он везёт. Он размышлял, как бы заставить Улита профинансировать ту самую мыслишку, которая давно просилась воплотиться в жизнь.

И тут «красотка» захрипела и заглохла.

– Несколько минут! – бодро пообещал Михудор, вылезая из «красотки».

Он подошёл к капоту и поднял крышку.

– Что-то серьёзное? – спросил Верум, заглядывая через плечо.

Улит продолжал сидеть в машине с уверенным видом идиота, будто точно знал, что автомобиль снова поедет самое большое через пятнадцать секунд.

– Пустяк! – заверил Михудор, задумчиво разглядывая разорванную красную пружину. – Красотка иногда любит показать свой норов. Она у меня с характером. Отвёртка, гаечный ключ, и я устраню поломку. Две минуты!

В процессе устранения пустяковой поломки отвёртка и гаечный ключ разрослись до куска потрёпанной мешковины, расстеленной под днищем "красотки", ящика запчастей, ящика инструментов и отборных ругательств водителя, ноги которого торчали из-под красотки большую часть тех четырёх часов, в которые разрослись две минуты. Верум подавал детали и нужные инструменты потному и испачкавшемуся в мазуте и масле Михудору. Улит же все четыре часа проходил вокруг машины с задумчивой и недовольной физиономией и продремал на задних сидениях, подложив ладони под голову и поджав ноги.

Автомобиль с порядком вымотанными Верумом и Михудором и выспавшимся Улитом въехал в Гимгилимы без четверти 48 (муслинский час почти равен по продолжительности половине земного часа, а сутки на Яппе почти равны земным суткам). Редкие газовые фонари скупо освещали окутанные мраком пустынные улицы, частично мощёные брусчаткой. Самые высокие дома имели пять этажей. Некоторые окна слабо освещались жёлтыми огоньками.

– У них нет электричества? – тревожно спросил Улит, оглядывая улицу. – Не вижу неона.

– У них есть электричество, а вот неона как раз и нет, – успокоил его Михудор. – Не доросли они ещё до неона. Наши, ради скрепления отношений, оборудовали электрогенераторами такие городки, как Гимгилимы. Но на ночь муслины свет обрубают. Мой приятель Гумбалдун говорил, что это как-то связано с тем, что их предки предпочитали темноту свету и вели преимущественно ночной образ жизни. Традиции чтат.

«Красотка» остановилась перед каменным трёхэтажным зданием лососевых тонов с плоской крышей. Крыльцо освещал уличный фонарь.

Михудор вылез из машины, потянулся и подождал, пока Улит с Верумом выберутся сами и вытащат свой багаж.

– Вы ведь изучили муслинский язык? – спросил он.

– В лингвозерской «Гаргапана», – сказал Верум.

– Я вот тоже с помощью гаргапанского лингвозера изучал. Не знаю, как сейчас, но два года назад лингвозер коверкал половину слов. Пришлось практиковаться самостоятельно, но теперь дам фору любому лингвозеристу. Кстати, по поводу библиотеки. Скорее всего, в их языке такого слова нет, но книга на муслинском звучит как «хзыжначчача».

– Э… «написанная бумага»? – перевёл Верум.

– Что же, лингвозеры за два года значительно улучшились. Почти правильно. Исписанная бумага, так будет точнее, – поправил Михудор. – Ну-с, обещание своё я выполнил, до гостиницы довёз…

Улит понял намёк. Он вытащил из кармана вишнёвый бумажник и отсчитал тысячу ерджи. Ухмыльнувшись в полумраке, Михудор спрятал деньги в карман.

– Гостиницей владеет Чикфанил. Передайте ему, что за разбитое стекло Гумбалдун завтра расплатится. У него как раз пенсия.

Из темноты, дальше по улице, донеся протяжный сиплый вопль. Улит охнул и покрепче сжал трость. Верум удивлённо посмотрел на Михудора, тот рассмеялся.

– Вот и старина Гумбалдун собственной персоной. Возвращается в свою берлогу из какого-нибудь бара или же наоборот. И учтите, по причине глубокой старости Чикфанил иногда заговаривается. Но это простительно. Как-никак, Чикфанилу в прошлом году стукнуло 117 годков. Возникнуть трудностей не должно.

– Долгожитель, – заметил Верум.

– Для муслинов это норма, – пояснил Михудор.

Попрощавшись, Михудор влез в «красотку», и машина скрылась в ночи, а прибывшие вошли в холл и очутились в кромешной тьме. Если снаружи горели газовые фонари, слабые огоньки из окон, фары михудоровой «красотки», то внутри гостиница ничем таким не освещалась.

– Эй, есть кто?! – крикнул Улит и спросил Верума: – Почему так темно?

– Михудор же говорил, что они на ночь электричество вырубают. Это вроде как дань уважения прошлому.

– Дурацкая какая-то дань уважения, – буркнул Улит и крикнул: – Эй, мы пришли, есть кто? Чукагекафил!

– Чикфанил, – поправил Верум. – И чего ты на земном разорался?

Улит поджал губы, но стал кричать по-муслински:

– Чикфанил, ты где?! У тебя важные гости!

– Не ори, идёт кто-то.

Кто-то, старательно шаркая и кряхтя, направлялся к ним. Впереди скрипнула дверь, и мрак частично разогнал свет фонаря. В открывшемся проёме возник зеленокожий лысый и согбенный старец в свалявшемся халате. Старец чем-то походил на дряхлую черепаху, которую в молодости извлекли из панциря и как следует обработали палками, уделяя особое внимание голове. С годами сплющенный череп оброс дополнительной защитой в виде складок кожи. У кожистого старца оказался на редкость скрипуче-скрежещущий голос, которым вполне могли бы говорить самые древние гостиничные двери.