Гимн крови
Шрифт:
— Очень хорошо, дорогая, очень хорошо, моя сладкая. — Приближаясь к Ровен так быстро, как только смел. — Моя драгоценная, моя хорошая, — продолжал я, тем временем обнимая ее, чтобы поднять на руки.
Я пронес ее мимо ошарашенного Михаэля по направлению к дверям. Ее тело обмякло (Слава Небу).
— Ты в моих руках, моя сладкая, — сказал я, проникновенно нашептывая в ее ухо, целуя ее ухо. — Я держу тебя, мое сокровище.
Я спускался с ней по ступеням, ее тело совершенно расслабилось.
— Ты со мной, моя сладкая, ничего не причинит тебя зла, да, да, да.
Ее голова прильнула к моей груди, а рука слабо ухватилась
— Я понимаю, моя милая, — сказал я. — Но ты в безопасности, действительно в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я обещаю тебе, это мое слово, и Михаэль здесь, он с тобой, все хорошо, дорогая, ты знаешь, я говорю тебе правду, эти слова действительно правда.
Я чувствовал, как мои слова проникали и проникали в ее сознание через слои вины и воспоминаний, и сегодняшнюю вспышку, и то, что она чувствовала, но не могла изменить, а могла только отступить, через всю ту правду, которой она боялась.
Михаэль шел за прямо за мной, и как только наши ноги коснулись широкой плитки, легко забрал ее у меня, и она поникла в его руках, как до этого в моих.
Я нахально поцеловал ее в щеку, мои губы задержались, а ее рука нашла мою и ее пальчики переплелись с моими.
"Вот ты прекрасна, подруга моя, вот ты прекрасна". [2] Она все еще была в таком шоке, что не могла говорить.
— "Запертый сад — сестра моя, невеста; запертый родник, источник запечатанный [3] ", — шептал я ей в ухо.
2
Песнь песней. Перевод Абрама Эфроса
3
Песнь песней. Перевод Абрама Эфроса
Я целовал ее снова и снова в ее мягкую щеку. Гладил по волосам. Ее пальцы держались за меня, но потом ослабли.
— Я взял тебя, дорогая, — сказал Михаэль точно таким же тоном. — Ровен, моя сладкая, я держу тебя, любимая, я заберу тебя домой.
Когда я отстранился, его глаза уставились на меня изучающе, но без враждебности. Я кое-что уловил в его любви к ней — она была безгранична, без мелочности, он не стремился доминировать, но обожал ее. Мне действительно сложно было это принять.
Ровен потеряла сознание. Ее голова упала вперед на грудь Михаэля. Он воспринял случившееся с ужасом.
— Все хорошо, — сказал я. — Просто забери ее домой, ляг рядом с ней и не оставляй ее одну.
— Но что, черт возьми, случилось? — прошептал он, прижимая ее к себе.
— Не важно, — сказал я. — Запомни — это не важно. Важно только то, что Мона спасена.
Я взбежал вверх по ступеням.
Конечно же, Мона всхлипывала.
Она лежала поперек кровати в их комнате, где жужжал компьютер, и Квинн сидел рядом с ней, что уже стало входить в обычай.
— Что я сделала не так? — спросила Мона. Она взглянула на меня. — Скажи мне, что я сделала не так?
Я присел за компьютерный столик.
Она села. Полосы крови на ее щеках.
— Я не могу с ними жить, как живет Квинн в Блэквуд мэнор; ты видишь это? Разве нет? Я не сделала ничего плохого.
— О нет, перестань себя обманывать, — сказал я. — Ты прекрасно знаешь, что сердита
— Ты действительно так думаешь? — спросила она.
— Я это знаю, — сказал я. — Ты думаешь, у нее есть секреты от тебя. Магические секреты. Те самые, о которых ты ничего не сказала нам с Квинном. Все эти годы ты обижалась на нее, как на врача, сумасшедшего ученого, да, именно, сумасшедшего ученого, хранителя ключей к магии, на ту, которая входила и выходила из твоей комнаты смерти. Она назначала то одно лечение, то другое, но никогда не рассказывала толком, что происходит, кроме тех секретов, темных, ужасных секретов, которые знаешь ты, она и Михаэль, нет?
— Я люблю ее.
— А теперь ты знаешь, что обладаешь значительной силой. И у тебя есть ключи к секретам этой силы. Ты снизошла к ней. И вот в твоем неискреннем жесте она увидела снисходительность, а потом она почувствовала панику, когда поняла, что ты больше не живая, то есть именно то, чего ты добивалась. Ты хотела, чтобы она узнала твою силу. Что рядом с тобой, такой, какой ты стала, она ничто.
— Ты действительно так думаешь? — Слезы. Всхлипы.
— Я знаю это. И ты еще с ней не закончила. Совсем.
— Погоди, Лестат, — сказал Квинн. — Ты судишь пристрастно. Мона призналась, что они открыли счет. Но, конечно же, она не думала ничего подобного, не тогда, когда шла к Ровен.
— Нет. Она думала, — настаивал я.
— Ты влюбился в нее, — сказал Квинн.
— Влюбился в кого? В Мону? Да, я говорил тебе, что люблю вас обоих.
— Нет, — сказал Квинн. — Ты знаешь, что я имел в виду не Мону. Ты совершенно потерял голову от Ровен, и это не имеет ничего общего с твоей любовью к нам. Тебя притягивает в Ровен нечто в самой глубине ее существа, и мы не можем тут соревноваться. Это началось прошлой ночью. Но ты не можешь получить Ровен. Просто не можешь.
— Mon Dieu, — прошептал я.
Я пересек холл, направился в свою спальню, закрыл дверь и защелкнул замок.
Там меня ожидал Джулиан при всех его изящных регалиях, включая белый галстук. Руки он скрестил на груди и смотрел на меня высокомерно, прислонившись к высокой красного дерева передней спинке кровати.
— Это правда. Ты не можешь ее получить, — сказал он с приглушенным смешком. — Я наблюдал, как ты увязываешь в этом, как муха в меде. Мне это нравилось. Как она завладела тобой будто бы случайно, о да, ты пробовал на вкус этот стержень зла своими, ах-такими-утонченными чувствами, поцелуи украдкой, да, и так неосторожно потерять от нее голову, как это трогательно, учитывая твое отвратительное могущество. Но ты не можешь получить ее. Нет, никогда. Не Ровен Мэйфейр. Никогда, во веки. Не Магнит, не создателя значительного семейного предприятия, не чемпиона самых смелых мечтаний поколений Мэйфейров о светской жизни, не наше филантропическое чудо, нашу путеводную звезду! Ты никогда не получишь ее. И впереди тебя ждет только веселое наблюдение за ней издалека и неведение о ее дальнейшей судьбе. Старость, болезнь, несчастный случай, трагедия. Найдется, на что тебе посмотреть. И ты никогда не вмешаешься. Ты не посмеешь!