Гиперборей
Шрифт:
— Воды? — спросил хозяин.
— Напиться, — объяснил Олег, — не мыться!
— А-а-а... Кабанчик уже заказан. Вы четверо — не боги, чем будете платить? Куны уже не беру, складывать некуда.
Олег разжал кулак. На ладони заблестел золотой динарий. Глаза хозяина из осколков льда стали каплями масла. Олег подбросил монету, рука хозяина ловко перехватила в воздухе, словно поймала муху.
— Время тяжелое, — объяснил хозяин. — Придется оправдываться перед теми, кто заказал кабанчика раньше!
Из поварни вытащили еще один стол, грязный
Рюрик толкнул его в бок, шепнул:
— Не напрягай голову, болеть будет. Наверное, на тех лошадях, что вы поймали, был кошель с монетами?
Рудый хлопнул себя ладонью по лбу, Асмунд оскалил зубы — впервые хитроумного воеводу обошли в привычном для него деле.
Отрок принес кабанчика прямо с вертела. Капли жира шипели, от кабанчика шел одуряюще сочный запах. Рудый вытащил нож, Асмунд предупредил:
— Протянешь руку — протянешь ноги! Ты только что сожрал целого вепря.
— Когда это было, — протянул Рудый обиженно. — Я для вас хочу нарезать красиво и по-честному, чтобы не передрались! К тому же то был не вепрь, а так себе, заморенный поросенок... Даже не поросенок вовсе, а заяц... или крыса.
Он нарезал крупными ломтями. Асмунд самый сочный придвинул князю, выбрал другой пещернику, два придвинул себе, милостливо кивнул Рудому:
— Ешь, пока твой секач не превратился в муху. Только не все, понял?
— Да что тут есть, — проворчал Рудый. — Четыре лапы и спинка... с боками. Уши себе забрали! И хвост.
Олег неторопливо жевал мясо, прихлебывал из большой кружки. Его лицо было бесстрастным, как вырезанное из темного дерева, но глаза обшаривали всю огромную комнату, оценивающе задерживались на суровых лицах, оружии. Не поворачивая головы, велел Рудому:
— Пройди по залу, у нас мало пива. Прислушайся, вдруг кто упомянет о пленных женщинах и ребенке, что привезли сегодня утром.
Рудый бросил отчаянный взгляд на исходящее сладким соком мясо, с грохотом отодвинул табуретку. На него почти не обратили внимания, когда он шел по залу, но Олег заметил два-три пристальных взгляда. Пировали знающие воины, а старшие дружинники даже в корчме сидели так, чтобы рукоять меча была под ладонью, их спины напрягались, когда кто-то заходил сзади.
Олег жевал неторопливо, рядом трещали кости на зубах Рюрика и Асмунда. Рудый исчез, Олег с трудом высмотрел его сидящим за дальним столом, где мрачно веселились пятеро дружинников могучего сложения. Рудый что-то рассказывал, взмахивал руками, ему подливали вина из греческой амфоры. Наконец, судя по вытянувшейся роже, он вдруг вспомнил о князе, подхватился, поспешно вернулся к своему столу. Губы его блестели от жира.
— Знакомых встретил, — сообщил он, плюхнувшись на скамью. — Еще пиво не все вылакали? Ладно, допивайте. Асмунд, помни мою щедрость. Нет, после хиосского вина как-то не идет это свинячье пойло. Пейте-пейте!
— А Гульча? — спросил Олег глухим голосом.
Рудый странно посмотрел, помялся, ответил нехотя:
— С ними. Только она... без стражи.
Рюрик стукнул кулаком по столу:
— Я убью его!
Асмунд и Рудый схватили его за руки, но в корчме никто и ухом не повел на рев очередного гуляки. Здесь постоянно орали эти слова, как припев к любой песне. Правда, часто и убивали за косой взгляд, плохое пиво, вызывающий вид, убивали даже просто так...
Олег сказал негромко:
— Дурак умного может убить только чудом, а я, хоть и волхв, в чудеса не верю.
— Но что делать?
— Дождаться ночи. Ночь — покровитель татей и всяких прочих... рудых.
В полночь они ползли на брюхе вдоль рва с водой. Громада деревянной крепости казалась особенно необъятной. На фоне звездного неба видны были силуэты стражей, прохаживающихся по широкой стене. В высоких окнах терема горел свет. Рюрик всматривался до рези в глазах, надеялся увидеть силуэт Умилы.
— А мост-то поднят, — проговорил Асмунд сквозь зубы.
— С чего бы? — удивился Рудый. — На ночь глядя...
Рюрик кривился: насмешки над простодушным Асмундом раздражали — княгиня и юный наследник в опасности. Кто знает обычаи урюпинцев... могут не дождаться общего жертвоприношения — бросить на домашний жертвенник.
Олег неслышно сполз в ров. Запах затхлой воды стал мощнее. Рудый полез было следом, внезапно замер:
— Там жабы... Вон сидят!
— Не кусаются, — процедил Рюрик сквозь зубы.
— От них бородавки. А моя красивая внешность — оружие.
Асмунд слез последним, пихнул Рудого в спину. Тот вынужденно двинулся через темную воду, погружаясь все глубже. Когда вода дошла до груди, прошептал зло:
— Перепороть строителей — не рассчитали стока... Воды должны быть проточными!
Впереди послышался легкий плеск. Асмунд, обогнав всех, исчез под водой. Все замерли, наконец на том краю рва чуть слышно хлюпнуло. Из темной воды поднялся остроконечный шлем Асмунда — уже без блеска, облепленный чем-то гадостным. Рюрик перевел дыхание, Рудый в это время шагнул дальше, вода поднялась до подбородка. Он судорожно задирал нос вверх, ноздри породистого носа дергались, вдруг он проговорил в ужасе:
— Как эта вода пахнет... Как ужасно пахнет!
Пещерник уже выбирался на противоположный край рва, с него текло в три ручья. Асмунд лежал внизу, брезгливо обирал с себя петли водяных растений, пиявок.
— "Пахнет", — передразнил он. — Воняет! Хуже, чем в свинарнике.
Рюрик вышел бесшумно, лицо князя было каменным. Рудый выбрался последним, со стонами и всхлипами ощупал себя, сдавленно вскрикнул, отшвырнул что-то блеснувшее в слабом свете звезд, что ползло, выгибая спину, по шее.