Гиперборей
Шрифт:
— Я встревожен тоже, — признался он. — Этих племен, как песка на
править ими... не появляйся такие! Он знает и умеет не меньше нас. А нам завещено бояться народов, которые, если их не трогать, как медведи в зимней спячке, но когда оказываются на краю пропасти, то среди них невесть откуда появляются герои, мудрецы, пророки...
Она зябко повела плечами:
— А если они... не исчезли?
Он промолчал. Она постегивала лошадь, вдруг спросила во внезапном страхе:
— А если он знает?
Он покосился на ее встревоженное лицо, слабая улыбка раздвинула бледные губы.
— Гульча...
Ветви расступились, небо заблестело синевой. Колеса простучали по твердому, трава уже не хрустела, а сухо трещала. Морш стиснул зубы, впервые застонал. Гульча заботливо сунула узкую ладошку под его затылок, Морш шепнул:
— Нет-нет, терпимо... Варвар знает странные методы лечения. Не магия, ее бы заметил. Но что нас ждет у обров? Это жестокие и капризные дети.
Она зябко передернула плечами:
— Жужунак?.. Походный вождь Ермокрак погиб, он считался моим женихом.
— Ты была лишь невестой, — напомнил Морш осторожно, — не женой... Жужунак не имеет на тебя прав. Вдобавок он старик.
Она горько усмехнулась:
— Не имеет права?.. Разве обры знают такое слово? Их право — сабля.
Лишь через несколько дней подвода дотащилась до ворот мрачной крепости из толстых бревен. Стражи обров почему-то долго не решались взяться за тяжелые запоры. Несколько человек с высоких стен всматривались в окрестности, словно в дальних кустах засели враги — выскочат, едва завидят открытые ворота. Наконец вверху появился кто-то из знатных, он знал Морша и Гульчу в лицо, заорал на стражу у ворот.
Когда тяжелые створки с лязгом захлопнулись за их спинами, Морш прошептал:
— До этого момента не верил, что уцелеем...
Гульча с сомнением оглянулась на толстые ворота. В самом ли деле уцелели? Сердце ее тоскливо сжалось.
ГЛАВА 5
Многотысячное войско журавлевцев, колупаевцев и борщаков обрушилось на крепости и веси, занятые обрами, в полдень того же дня. Подводу неспроста держали у ворот — стража видела столбы черного дыма. Полыхали в ближайших весях терема, занятые обрами, городища, крепостицы.
Олег в бой не шел, не для зрелого духом такие забавы, зато уговорил примкнуть к журавлевцам соколян. Соколяне, несмотря на гордое родовое имя, полученное, впрочем, не за воинственный нрав, а по местности, где гнездились соколы, — в сечу не рвались. Напрасно Олег взывал к славным именам предков, объяснял, что есть отечество, соколяне на него глядели непонимающе. Дулебы, обры, журавлевцы — какая разница? Но едва расписал им богатства, награбленные обрами в южных походах, заволновались даже самые ленивые.
Обров, которых застали в поле, побили в короткой злой сече. Остальные заперлись в крепостях, славянские стрелки стали метать зажженные стрелы в крыши, крытые соломой. Половина защитников бросилась гасить пожары, остальные обреченно повернулись к несметным ратям врага.
Олег удержал храбрецов, на приступ не пустил. Слушались неохотно, но слушались: передравшись, кому быть вождем объединенной рати журавлевцев, борщаков и соколян, сошлись на мудром пещернике, чужом для всех. Олега нарекли
— Сжечь частокол! — велел он. — Дотла. Поджечь крепость, а ударить лишь потом, чтобы все по-честному, грудь на грудь. Верно?
— Верно! — заревели, обрадованные, те, кто только что обзывал его трусом и рвался лезть на стены. — Чтоб — по-честному! Посмотрим, кто устоит в честном бою!
В частокол метали стрелы и даже копья, обернутые горящей паклей. Малые деревянные крепости полыхали, окруженные морем блистающих мечей. Отряды обров начали таять, как куски льда, брошенные в котлы с кипящей водой.
Олег пустил усталого коня шагом. Плечи и руки ныли — с утра до вечера махал мечом. В последний день все-таки ввязался в бой — трижды менял посеченные доспехи, четырежды под ним убивали коня. Но случилось то, чего не ждал даже он, — обров стерли с лика земного за день и ночь! Как будто и не было обров — грозной силы, что наводила ужас на дулебов! Теперь у победителей впереди самое трудное и самое кровавое — драться из-за добычи. В драке погибнет, чем в сражении с обрами. Старая вражда укрепится, добавятся новые обиды...
Пройдет время — от обров не останется даже имен. Разве что оброк обирать, обрыдлый... Историки, дети Геродота, скажут: избрали неверную дорогу. А сколько смельчаков уводили свой род, чтобы дать начало новому племени? Новому народу? Таргитай, уйдя от невров, народил на новом месте троих сыновей: Арпо, Липо и Коло. Они дали жизнь трем великим народам. Коло преуспел, его род принял имя сколотов — ушедших с Коло. Они поселились на излучине реки, назвали ее Ворсклой, а выстроенный город нарекли Осколом. Коло, его называли уже Колоксаем — Колоцарем, жил тысячу лет, у него было три сына: Гелон, Агафирс и Скиф. Все три дали начало трем великим племенам, затем первые два незаметно растворились среди других, а племя Скифа сотни лет потрясало мир, грабило страны Востока, дало миру мудрецов, магов, героев, умельцев, которые придумали стремена, гончарный круг, научились выковывать железные мечи, затем — булатные...
У Скифа — он прожил семьсот лет — были сыновья: Пал, Нап и Славен. От Пала и Напа остались только основанные ими города, зато Славен постарался за всех троих, дав начало такому племени, которое уже через пару сотен лет расплодилось так, что раздробилось на сотни племен — теперь дерутся между собой, как осатанелые звери, позабыв про кровное родство.
Славен жил пятьсот лет с гаком. У него среди кучи ничем неприметных детей был крепкий витязь Пан, что завоевал для своих потомков Зеленую долину, названную по его имени Паннонией. Он жил пятьсот двадцать лет, у него было три сына: Чех, Лях, Рус. Они сперва жили в горах, потом спустились со своими родами, оставив престарелого Пана, потеснили внизу племена. Эти три сына Пана, внуки Славена, дали начало трем сильным племенам — все трое выжили, не погибли, не растворились среди более сильных народов...