Гиперпанк Безза… Книга третья

Сотников Игорь

– Нет, так не пойдёт. – Говорит Вишенка. – Вы должны в нём выйти и оценится людьми со стороны.

– Этим Велианджело, что ли? – раздражённо вопрошает Аидыч.

– Именно им. – Заявляет Вишенка. А Аидыч посмотрел за спину Вишенки, и что за удивительная трансформация его лица, он как будто испугался. В чём он никогда не признается, но признаки для такого его понимания все есть. – В этом костюме? – вопрошает Вишенку Аидыч, раскрывая перед Вишенкой свои неизвестные области я.

– Придётся. – Понимающе говорит Вишенка.

– Ну если надо, так надо. – Обречённо говорит Аидыч, глядя на Вишенку. Вишенка же выдержала небольшую паузу и отошла в сторону, чтобы освободить проход для выхода Аидыча. Ну а Аидыч сплюнул, да и выдвинулся на выход из примерочной.

Правда ему по своему выходу представилось, что он вышел из-за кулис на арену цирка, где он с непривычки не сразу смог отчётливо увидеть окружающую его обстановку и зрителей. И только тогда, когда со стороны зрителей донеслось своё «брависсимо», Аидыч немного с ориентировался в пространстве. Но и только. А вот как ему отнестись к этому «Брависсимо» восторженного зрителя Велианджело-Пиеро, не скрывающего совершенно никак того, что он крайне удивлён тому, что у него всё-таки вышло и сумелось в человека переделать то, что и человеком назвать не поворачивалось назвать, то Аидыч лучше не будет никак относиться. И всем будет от этого лучше.

– Ну, теперь мы готовы. – Делает вывод Вишенка. Ну а что дальше, то дело техники и артистизма Аидыча, воплотившегося в образ человека-философа и структурного прогрессиста, Сен-Бернара…как его там? А, Леви, и его переводчицы госпожи Пеппер, за которую себя выдаёт Вишенка, прибывшие в этом дом культуры и быта для культурного обмена.

Правда, как вскоре выясняется, то они ещё не полностью готовы, и месье Сен-Бернару Леви, человеку космополиту, прогрессисту и херопуталу по отдельному мстительному мнению Аидыча, нужно ещё время, чтобы обтереться в этом костюме и в этом новом для себя образе человека большого ума от большого ума, как опять же считает Аидыч, человек действий, а не слов, как этот Сен-Бернар, херопутала, по причине чего в Аидыче идёт повсеместное отторжение этого интеллектуала и прогрессиста, являющегося полной противоположностью ему, и Аидычу нужно придумать какое-нибудь средство, чтобы хотя бы не тошнить внутренним собой, и в лице тоже. Хотя тошнотворность в лице и эта смертельная скука в скулах, как считает Вишенка, точь-в-точь отражает внутреннюю суть и философию жизни этих прогрессистов.

И Аидыч в костюме и внешнем виде месье Сен-Бернара, – зовут же прямо как какую-то собаку, недоумевает Аидыч, – под напором внутреннего профессионализма идёт вместе с мадам Пеппер в один из заморских ресторанов, судя по его франшизному названию : «Бл* буду заграница», чтобы там с собой новым освоиться и пообтереться.

Ну а так как внутри философа и прогрессиста Сен-Бернара находится собственной персоной Аидыч, тот человек, кто с логикой дружит и на веру принимает лишь то, что на ощупь проверит, то он не питает особых иллюзий насчёт местных предложений в этом ресторане. И он только зашёл в фойе ресторана, так сразу озадачил находящегося на входе администратора своим принципиальным взглядом на него и на всё здесь творящееся и предлагающееся.

– Ты, мурло, давай мне тут без балды говори, чем твоя забегаловка будет для меня интересна и что здеся взаправду. – Ухватив за верхнюю пуговицу униформы этого метрдотеля от слова с метр рожа, Аидыч внутри Сен-Бернара сразу себя обозначил, как очень образованного и привередливого клиента, кого на хер не обманешь и лучше этого даже не пытаться делать.

А метрдотель, надо отдать должное его смекалке и выучке, сумел сообразить, как выкрутиться из этого не такого уж и необычного положения, в перспективе избитого недовольным и поделом мне клиентом, кто всегда прав за щедрые чаевые.

– Для того чтобы не попасть впросак, – на одном дыхании всё это говорит метрдотель, – и быть точным с нашими предложениями в вашем случае, не могли бы пойти нам навстречу и представиться.

Ну а когда к Сен-Бернару относятся со всем уважением и со своей долей низкопоклонства как к белому господину при пробковом шлеме, то в нём ностальгически всё напряжение отпускает, и он готов снизойти до разговора с этой челядью и пылью. И Сен-Бернар отпускает метрдотеля, оставляя в своих руках

пуговицу от его униформы в качестве залога (а то он без этой пуговицы не запомнит того, на кого он может здесь рассчитывать; люди это вещи по разумению Сен-Бернара и его философии), смотрит вначале на пуговицу, затем делает сравнительный анализ метрдотеля и оставшись при своих мыслях, обращается к метрдотелю:

– Что ж, я опускаю твою не слишком высокую квалификацию и не способность с первого взгляда определить качественность вашего клиента, – с расстановкой слов и акцентов берётся за разъяснение своей позиции Сен-Бернар, с кислым выражением лица и брезгливостью поглядывая сверху вниз на метрдотеля, – и так уж и быть, чтобы и самому не оказаться стороной потерпевшей от вашей заносчивости, – именно так я квалифицирую вашу нерасторопность в плане вот такой на мой счёт неразборчивости, – я представлюсь. Как хотя бы из этих моих слов вы, если не дурак последний, должны были догадаться, что я человек самой прогрессивной специализации, а именно, я прогрессист-философ. – Сен-Бернар здесь делает специальную паузу, чтобы дать возможность этому недалёкому на ум метрдотелю вникнуть в смысл слов им сказанного. Что, конечно, безуспешная и в чём-то глупая затея, но только не для Сен-Бернара, никогда не исключающего в человеке ещё большую глупость в сравнении с тем, что в нём есть. Где эта большая глупость, войдя в сопряжение с общим его минусом, может иногда выдать и нечто здравое.

Правда, сейчас не тот случай, и Сен-Бернар, кто между прочим и если того не заметил метрдотель, то его за то ждёт неминуемая расплата, пришёл сюда не один, а за его спиной, чисто фигурально, конечно, а так-то всегда наравне и рядом стоит прекрасная леди, кто в отличие от него, человека с философским, то есть размеренным взглядом на жизнь, не ожидая от жизни подарков, ждать тут ничего не собирается, тем более от того, от кого априори ничего хорошего никогда не ожидается.

И Сен-Бернар, как человек сейчас отвечающий за не одно душевное спокойствие, а он взял на себя ответственность оберегать внутренний покой у этой леди, кого можно потревожить только в одном случае – связанной с сердечными чувствами интригой с собой, дабы больше не рассусоливать, представляется метрдотелю так, как это пишется на главных заголовках информационных лент. – Можете начать нервничать и воображать себе, чего в вас нет, я Сен-Бернар Леви, философ-прогрессист, идейный вдохновитель нового порядка. – И Сен-Бернар после своего представления ожидает от метрдотеля пришибленности в ногах, расстройства личности и повышение сердечного ритма от своего нахождения в такой близости от исторического персонажа, кто собой творит историю.

И метрдотель почти что соответствовал всем этим налагаемым на него дисциплиной разума этой ситуации обстоятельствам, но только внешне. А вот внутри у этого гада и оппортуниста возникли совершенно неприемлемые для Сен-Бернара, но только не для Аидыча мысли. – Так вот благодаря кому меня супруга считает половой тряпкой. Это он гад вложил в её голову все эти дикие мысли о верховенстве её права над моим правом быть главой семьи и по выходным лежать на диване, а в руки скалку, с помощью которой она уже сама начала вбивать в мою голову все эти мысли. Нет уж, я из принципа буду против. И я стану для вас новым Гаврилой Принципом. – Сжав что есть силы номерок с указанием стола, Гаврила Принцип, кем себя сейчас осознал метрдотель, всё уже приготовил для того, чтобы сделать последние минуты жизни Сен-Бернара острее и горше.

А вслух он сказал следующее. – Тогда вас ждёт столик под номером восемь.

А вот это решение метрдотеля пришлось по душе Сен-Бернару. – Понимаю, знак бесконечности. – Говорит Сен-Бернар, ещё не зная расположение столиков в зале, и где находится столик под номером восемь. Но у Сен-Бернара есть уверенность, что интуиция его не подведёт, и столик под номером восемь будет находиться в самом лучшем месте этого ресторана.

– Кстати, – обращается вдруг к мадам Пеппер Сен-Бернар, заходя в зал ресторана, – а почему ты выбрала именно этот ресторан?