Гиперпанк Безза… Книга третья
Шрифт:
И как следствие такого сомнения Сен-Бернара, вот такой его вопрос и обращение к этому нелепому лицу. – И кто вы таков есть, милостивый государь?
А этому милостивому государю, к кому так снисходительно обратился Сен-Бернар, кому простительна такая словесная нелепость и посыл к устаревшим эпитетам прошлого, – нынче нет, ни грознейших, ни милостивейших государей, они отменились или пошли в расход с помощью кардинального решения комитета свобод, – и хочется побыть в таком качестве, и невозможно это сделать по причине его облечения и другой властью – властью над умами. А это куда перспективней и интересней, чем какая-то всего лишь автономия права над горской людей, объединённых территориальным признаком.
– Стоит ли моё ничтожное имя того, чтобы быть хотя бы названным рядом с вами. – Начинает византийствовать
– Раз ты стоишь уже здеся, то стоит. – Несколько грубо отвечает Сен-Бернар.
– Глава департамента права, Отменен. – Представляется этот Отменен, внимательно ожидая решения от великого Сен-Бернара. И он его получает, но не в той мере, какой ожидал.
– И что ты хотел бы, чтобы это имя мне говорило? – по истине верен слухам о себе и своему культурному коду господин Сен-Бернара, ни для кого с первого взгляда непознаваемый человек.
И поэтому тоже господин Отменен вынужден задумать над своим ответом тому легендарному, и я не верю до сих пор, что он здесь, человеку. И при этом всё это очень быстро нужно сделать, чтобы не быть заподозренным в том, что ты слишком долго, а значит много о себе думаешь, и тебе следует убавить свой апломб и пыл. – Мы получили от вашей пресс-службы письмо о том, что вы к нам прибудете. – Говорит господин Отменен, и он, пожалуй, справился с первой для себя сложностью встречи столь важных гостей. Кто к большому изумлению господина Отменного, не испытывал сложности его понимания, говоря с ним на одном, его родном языке.
– А ещё говорят, что все иностранцы страшные снобы. – Уже себе заметил господин Отменен, как реальность непохожа на то, что о ней говорят. И иностранцы, хоть люди другого ума-воспитания, и для них всё дико, что находится за границами их государственного права и внутреннего комфорта, тем не менее, готовы понимать эту диковизну, лежащую в пределах иного авторского права.
– Они не так страшны, как их рисует вся эта пропаганда национального права на собственного преимущество перед иноземщиной. И не такие снобы, раз не поставили выше всех своё право говорить и понимать только на своём языке. А они допускают до себя и другое развитие природы, давшей человеку возможность и право называть вещи своими именами на своём языке, как они их понимают. Что не всегда правильно и верно, и по этой в том числе причине, – облагородить интеллектуальное сознание этого, всё-таки дикого народа, – они и прибыли сюда. – Сумел сообразить господин Отменен настоящую причину прибытия этих легендарных личностей, появление которых всегда ознаменует собой слом эпох и времён, с переформатированием реальности под новые вызовы времени.
– Это только для внешнего употребления. – С прежней строгостью и суровостью говорит Сен-Бернар. – Что же до настоящей цели нашего прибытия… – на этом месте Сен-Бернар делает многозначительную паузу, изучающе смотря на Отменного, – то, как понимаете, это знание касается лишь тех, кто достоин нашего доверия. И как вы считаете, кто это может быть? – а вот к чему эти вопросы, господин Отменен, крайне благодарный за такой свой выбор, всё равно не шибко разумеет. Даже не собираясь себе ломать сейчас голову в попытке понять, на какую падлу этот Сен-Бернар намекает. Впрочем, он всё же не так наивен и понимает, какова основная цель этого вопроса. Он должен будет прошерстить ряды своих сотрудников для выявления среди них неблагонадёжных. Ведь какая-то падла сочла себя не менее его достойным быть в глазах Сен-Бернара. А такого рода политическая конкуренция недопустима под сводами права, которое не допускает разных для себя трактовок.
– Выясним. – Делает заявление Отменен.
– Что ж, когда выясните, то надеюсь, ни одного себя порадуете. – Говорит Сен-Бернар. – А сейчас бы я хотел перейти к тому самому делу, которое нас и привело сюда. – Добавляет Сен-Бернар, на этом месте оглядывается по сторонам и поясняет Отменному, почему он не сразу собирается перейти к тому самому делу. – Но, кажется, здесь не будет для этого слишком удобно.
А господин Отменен сразу хотел предложить Сен-Бернару и его спутнице пройти к себе в кабинет, чтобы им всем там было удобно, и только его растерянность перед лицом столь выдающихся личностей, не позволило ему быть столь расторопным. Так что он благодарнейше просит пройти в его
И вот Сен-Бернар с Пеппер сопровождаются Отменным до его кабинета, там усаживаются по своим креслам с дальнейшим предложением попробовать с дорожки всё то, чем рады и расставлено на журнальном столике. Но месье Сен-Бернар человек производительной мысли, и для него сперва существует дело, а уж только затем отдых от работы.
– Причина нашего прибытия к вам, под своды этого храма диалектики и права, следующие. – Обращается с этим к Отменному Сен-Бернар, поднимаясь из кресла, в которое он только что был усажен через приглашение, и видно ему там не заделось, а может быть поднимаемая им тема разговора была для него столь значимой, что он не счёл для себя уважительным сидеть при разговоре о таких знаковых вещах. Глядя на Сен-Бернара, не смог усидеть на своём кресле и господин Отменный, для кого гостеприимство не пустое слово. Вот он и сам не может усидеть на месте, когда видит стоящих на ногах своих гостей, хоть и не званых и пропадом пропади они, –иногда и в господине Отменном прорываются вот такие кощунственные мысли, когда он наступает на свою нелюбимую и одновременно любимую мозоль – быть терпимым только к самому себе.
И он бы метлой баба-яги и близкими к человеческому естеству тряпками гнал бы всю эту иноземную нечисть, невероятную на изобретательства своей необходимости и нужности для зажиточного человечества, если бы и сам не поддался корыстным в себе чувствам и не нашёл бы для себе иноземный гешефт от такого их вмешательства в правоустановления своего права на установления своего права. Вот такой тут выходит тавтологический винегрет.
А между тем и за между прочим также, месье Сен-Бернар, по чём тёмный свет и само собой безбожно, как на него и его идеологический нерв это похоже, клянущий того самого Бернара, кто сделал такой собачьей его жизнь, – а он ведь обожает кошек, – приступает к пояснению той цели, ради которой они вначале собрались, затем с помощью различного транспорта: пароходов, поездов и самолётов (здесь он, конечно, слегка преувеличил) добрались до этой, как там будет по-вашему, сьентетик, и уж в итоге пешим драпом (правильно я изъясняюсь по вашему) дошли до ручки…– Сен-Бернар на этих словах в совещательных целях посмотрел на мадам Пеппер, и поправленный ею, сделал пояснение, – вашей двери. – В общем, месье Сен-Бернар своей педантичностью изложения всего того, что предшествовало этой встрече, уже вывел из себя благонадёжного и очень терпеливого к толерантности господина Отменного. Кто хоть и был тёртым калачом, но только относительно людей одного с ним морального и интеллектуального уровня. А как только он столкнулся с нравственно и по дворянской родословной выше даже не с противником, а с оппонентом, то он сразу же и поплыл.
Что и говорить, а есть за что пребывать в восхищении перед людьми не как мы тут лапотники инструктированными передовыми и прорывными идеями. Которые хоть и непонятны нисколько поначалу, а также и все разы и дальше, но когда ты раскрываешь свой рот и проговариваешь за ними все эти с невозможностью и для себя понять понятия, то ты хоть не таким дурнем, как всегда для всех выглядишь и полагаешь сам, когда все энти тобой сказанные слова всех тут магнетизируют без остатку, вгоняя людей в обструкцию себя. Ну а что ещё для счастья нужно.
Вот отчего и тащатся, и приемлют для себя все эти идеи все самые передовые люди уже не лапотники, а в туфлях от того же Николы Кардэни. Для кого, как бальзам на душу звучат все окультуренные прогрессивными проектами трудно выговариваемые и запоминаемые туда же словечки-формулы вашего успеха.
Ну а как грамотно их подаёт месье Сен-Бернар, что его господин Отменен готов принимать таким как он есть, месье. Что крайне немаловажно, учитывая какую страсть испытывал и учитывал в себе к джентльменам, первым соперниками и врагам месье, господин Отменен. И господин Отменен, как только получил то самое письмо со штампом, даже сперва был готов засомневаться в значении этого Сен-Бернара, послав по тайным каналам депешу куда надо, чтобы ему там разъяснили, как ему быть и что дальше делать с этим Сен-Бернаром, вызывающим в нём жгучий когнитивный диссонанс. Он вроде и того поля ягода, но в тоже время она волчья, и не всегда съедобна для вкусившего её едока.