Гипноз и мировоззрение
Шрифт:
«Потенциальный противник дает нам все основания говорить о „психотронном“ или „психическом“ оружии как о факте, с которым надо считаться. Вот выборочный перечень новейших американских военных достижений: ослепляющие солдат противника портативные лазеры и изотопные излучатели, замаскированные под стандартное оружие. Инфразвуковые генераторы, которые не только дезориентируют противника, но и вызывают тошноту и диарею, а также генераторы шума, которые воздействуют на враждебно настроенную возбужденную толпу. Или, например, „водяная пена“ – газ, разбрызгиваемый с эффектом мыльной пены, который приводит к полной дезориентации противника».
Почти
Как результат в 1980 г. Александер опубликовал программную статью в американском военном журнале Military Review о будущих видах оружия. В ней полковник спецназа утверждал, что «есть системы оружия, которые действуют на мозг и чья летальная возможность уже была продемонстрирована», при этом упоминались психокинез, телепатическое манипулирование поведением человека, выход души из тела и т. п. Статья привлекла внимание генералов Пентагона, и Александер быстро получил статус гуру в политических и военных кругах США. В 1983 г. Александеру удалось подружится с вице-президентом США Альбертом Гором, которого он обучал методами нейролингвистического программирования. Новые знакомые помогли Александеру с финансированием многих его проектов.
После увольнения из армии в 1988 г. Александер был принят на работу в Национальные лаборатории Лос-Аламоса, попав под крыло Дженет Моррис, писательницы научно-фантастических романов, а заодно и директора по исследованиям Совета США по глобальной стратегии (U.S. Global Strategy Council – USGSC). Кстати, этот Совет возглавлял бывший замдиректора ЦРУ Рэй Клайн. Именно USGSC стоит у истоков национальной программы США в области несмертельного оружия, пролоббировав создание множества лабораторий по этой проблеме.
Сегодня Александер – фактически главный специалист в США по проблеме несмертельного оружия. А если бы какая-либо спецслужба задалась целью проследить за увлечениями бывшего полковника, чтобы выяснить приоритеты Соединенных Штатов в области новых видов оружия, она была бы сильно удивлена. Дело в том, что Александер, кажется, не прошел мимо ни одной «паранормальной» темы. Он член Совета Международной Ассоциации изучения жизни после смерти, организатор национальной конференции 1993 г. в Санта-Фе, посвященной «научно-техническим отчетам исследований ритуалов, околосмертельных опытов, человеческих контактов с инопланетянами и другими так называемыми аномальными опытами». Александер также входит в группу Aviary по изучению неопознанных летательных объектов. Он даже нырял на дно океана вблизи островов Бимини в поисках Атлантиды.
«Несмертельное оружие», над которым трудятся в Лос-Аламосе, согласно российской военной классификации тесно связано с так называемым «информационным оружием», которое вроде бы воздействует только на технику. По определению бывшего гендиректора ФАПСИ Александра Старовойтова, информационное оружие – это арсенал средств несанкционированного доступа к информации и выведения из строя электронных систем управления. Однако в России по традиции считают, что такое оружие в состоянии воздействовать не только на солдат противника, а на все население страны.
В 1996 г. аналитик Центра исследований иностранных армий форта Ливенворт (Канзас) Тимоти Томас, проводя исследование российских перспектив в области информационного оружия, попытался объяснить этот феномен. По его данным, исторически Советский Союз очень плотно занимался теориями информационного управления. К примеру, один из наиболее интересных методов манипулирования информацией был описан теорией так называемого «рефлексивного контроля». Ее смысл в том, чтобы поставлять неприятелю такую информацию, которая заставит его действовать определенным образом. Эту теорию разрабатывали на рубеже 50–60 гг. в первом компьютерном центре Минобороны (также известном как «военный объект N01168»). Кроме того, по данным Томаса, в СССР разрабатывали теорию дезинформации, при применении которой население отказывается в военном конфликте поддерживать собственную армию.
По-видимому, услышав о новом виде оружия, которое разрабатывается в США, российские военные, а следом и депутаты, решили, что американцам удалось продвинуться на поприще манипулирования населением несколько дальше. Это предположение переросло в уверенность, когда стали известны суммы, которые тратит США на разработку информационного оружия. По данным ФАПСИ, расходы США за последние 15 лет на разработку и приобретение средств информационной борьбы выросли в 4 раза и занимают ныне первое место среди расходов на все военные программы.
Паника усилилась, когда в 1996 г. руководители того же ФАПСИ объявили о том, что эффект от применения информационных средств борьбы сравним с оружием массового поражения. Одновременно в ФАПСИ подготовили и опубликовали аналитическую справку под броским названием «Информационное оружие как угроза национальной безопасности России». В результате в 1997 г. Госдума, а затем Межпарламентская ассамблея СНГ обратились в ООН, ОБСЕ и Совет Европы с предложением о принятии международной конвенции о запрещении информационных войн и ограничении оборота информационного оружия. В марте 1998 г. этот вопрос был поднят на встрече с генсеком ООН Кофи Аннаном и по инициативе России включен в повестку Генеральной ассамблеи ООН.
Гендиректор Федерального агентства Александр Старовойтов заявлял, что «информационная „атака“ грозит выведением из строя всех электронных систем управления страной, ее вооруженными силами, государственной инфраструктурой и т. д. Разрушатся транспортная и энергетическая системы. Армия и флот будут беспомощны в отражении агрессии. Руководители страны окажутся не в состоянии получать необходимую информацию, принимать и реализовывать какие-либо решения».
Кроме ФАПСИ информационным оружием живо заинтересовалось Минобороны, рассчитывая увеличить оборонный заказ на разработку подобных средств. В результате лоббирования со стороны силовых структур Государственная комиссия по военному строительству РФ включила средства информационной борьбы в состав трех приоритетных факторов отечественного потенциала сдерживания возможной агрессии извне (наравне со стратегическими ядерными силами и системами высокоточного оружия). Одновременно получить госзаказ по проблеме информационно-психологической безопасности захотели и гражданские структуры.