Гипноз твоих глаз
Шрифт:
— Дайте мне что-нибудь острое! — попросила она, и Сова протянула ей крошечные маникюрные ножницы. Наверно, побоялась большие давать, заметив в глазах девушки огонек азартного безумия.
— Слушай, Давыдова! Ну, разонравилась тебе сумочка — отдай другому! Зачем сразу кромсать? Ты загрязняешь планету, ты в курсе?
Но стоило Лере пройтись ножницами по прокладке и извлечь из-под ткани флешку, Сова замочала. Громко сглотнула и спросила:
— Это то, что я думаю?
— Не знаю, что ты думаешь, — пробормотала Лера, любуясь находкой
— Поехали к Пашке! — приказал Альфа. — Посмотрим, что у нас есть.
Лера метнулась в комнату за жакетом, — на улице второй день стояла неласковая прохлада, — а когда подбежала к выходу, увидела картину маслом. Любовь Сергеевна застыла на пороге, как нелепое, каменное изваяние: широко раскинув руки и вытаращив глаза.
— Хватит мать за дуру держать! Пока вы мне все ни объясните, никуда не пущу.
— Мама. Тебе вредно волноваться. Успокойся, — взывал к ней сын, но все было без толку.
— Вот родишь себе ребенка — и не волнуйся за него, сколько влезет! Меня этому учить нечего! Хочешь успокоить — расскажи, что там, на флешке! И где ты пропадал последние дни?
Альфа задумчиво подбоченился. В его позе: склоненной голове, широченной спине, мощных руках, опустившихся на бедра, сквозила отчаянная беспомощность. Самое последнее, что ему было сейчас нужно — это проводить с матерью доверительную беседу. Отодвигать ее в сторону с применением физической силы, ему, очевидно, хотелось еще меньше. Лера подошла поближе к решительно настроенной женщине, внимательно заглянула ей в глаза и тихо произнесла:
— Зрачки сужены. Кожа побледнела. Дыхание нервное, неровное. Это признаки пониженного давления… Вы чувствуете, как медленно бьется ваше сердце?
— Плевать мне на сердце! И вам на меня плевать, признайтесь! Какая разница? Какая тебе и Ване разница? Если бы заботились обо мне, то не держали бы за дуру! — она сердито кивнула головой, подтверждая самой себе собственные слова.
— Когда человек плохо спит по ночам, возможны скачки в давлении. У кого-то повышается, у кого-то понижается. Вам нужно срочно присесть, — продолжила Лера.
— Я отсюда никуда не уйду! Присяду, когда вы мне все расскажете! Подумаешь, ноги слабеют от низкого давления… Вам-то до меня что? Никому до меня дела нет!
К счастью, Сова быстро среагировала на Лерины слова — бросилась на кухню и притащила в прихожую табуретку. Подсунула Лере под руку, позволяя не отвлекаться от визуального контакта с Любовью Сергеевной. Та, сжав губы, в упор смотрела на девушку и продолжала слушать в позе звездочки с бурно вздымающейся, пышной грудью.
— Когда сидишь на табуретке, точно также контролируешь ситуацию, как и стоя на ногах. При пониженном давлении лучше присесть, отдохнуть, чтобы избежать риска падения.
— Тогда вы мне все расскажете, пока я сижу! — наконец-то, сдалась упрямица.
— Конечно, — Лера ловко поставила табуретку в сторонку, открывая доступ к двери. — Вот здесь
Та послушно закрыла глаза и пробормотала:
— Точно не выспалась. Глаза закрываются. Потом поговорим… Я сейчас вздремну чуток… — и замолчала.
— Чистая работа! — восхищенно прошептала Сова, беззвучно аплодируя девушке. — Браво!
Реакция Альфы оказалась не столь однозначной. Он строго взглянул на Леру поинтересовался:
— Ты ей реально давление понизила?
— Ну да. Не переживай, ей только на пользу пойдет. Проснется отдохнувшей, как огурчик!
— Лер… — мужчина, очевидно, раздумывал, что сказать. Нетрадиционные методы ведения переговоров с матерью его несомненно напрягали. Но, с другой стороны, их эффективность превосходила привычные способы. — Слушай… За сейчас тебе спасибо, конечно… Но в следующий раз предоставь вести диалоги с матерью мне. Ладно, поехали к Пашке!
Глава 46
Пашка оказался нагловатым мужичком с маленькими глазками, хитро блестящими за линзами очков. С Лериной точки зрения, никакой нужды к нему обращаться не было, однако Альфа возлагал великие надежды на заветное видео и даже дыхнуть на него не смел, чтобы случайно не повредить. Поэтому айтишник сделал то, что прекрасно могли бы сделать без него: открыл нужный файл и продемонстрировал записанную исповедь Ваграма.
В конце концов, после самообличающего монолога, произнесенного с бесстрасстным лицом, экранный Аванесян замолчал, и Лера нетерпеливо подытожила:
— Ну как? Думаешь, подойдет для суда? Он здесь признается, что приказал Лысому убить твою сестру и ее любовника.
Но Альфа задумчиво покачал головой:
— Это вопрос к адвокатам. Ваграм может заявить, что неудачно пошутил. Или скажет, что ты его загипнотизировала и заставила солгать. Тем самым он поставит под угрозу твою профессиональную репутацию. В любом случае, пока тела не найдены, доказать что-либо нереально. Наши адвокаты потребуют провести всевозможные экспертизы плюс твое свидетельство… Думаю, этот бой может длиться бесконечно.
— Эй, там, на галерке! Давайте потише! — вдруг шикнул Пашка, неопрятно откусывая шаурму. По его щетинистому подбородку стекала белая жижа, напоминающая майонез. К счастью, он успел утереться салфеткой, прежде, чем соус накапал на стол, густо застеленный проводами. — Кино еще не кончилось, а вы базарите, как некультурные!
Альфа раскрыл было рот, чтобы приструнить распоясавшийся персонал, но тут изо рта Ваграма донесся невнятный бубнеж и видео прервалось.
— Из-за вас я не расслышал самое интересное! — пожаловался айтишник, одной рукой колдуя над файлом, а другой снова запихивая в себя очередную порцию шаурмы. — Позвольте маэстро добавить четкости, громкости, убрать посторонние шумы… А теперь попробуем послушать заново. И-и-и тишина!