Гитлер. Неотвратимость судьбы
Шрифт:
Скрывался ли он на даче? Да кто его знает! Сталинисты охотно показывают записи его секретарей о посетителях с 21 по 28 июня. Судя по ним, он чуть ли не круглые сутки работал в Кремле. Может быть, так оно и было на самом деле, а может быть, и нет. Особенно если вспомнить, как делались все подобные записи и то, что писал И. Майский, советский полпред в Англии: «Наступил второй день войны — из Москвы ни слова, потом пришел третий, четвертый день — снова ни слова. Ни Молотов, ни Сталин не подают признаков жизни. Тогда мне еще не было известно, что в момент нападения немцев Сталин заперся, никого не принимал и никак не участвовал в решении
Винил ли Сталин в обрушившейся на страну катастрофе себя? Вряд ли… Его психика давно уже была настроена на то, чтобы обвинять в неудачах кого угодно, но только не себя. Об этом в один голос твердят и изучавшие личность Сталина психологи, которые объясняют паническое настроение вождя и соответствующее поведение его социальным инфантилизмом и крайним нарциссизмом, которые оказывали на его поступки очень большое влияние. Именно такие социально незрелые люди не могут смириться даже с малейшей неудачей без явно неадекватных, гипертрофированных реакций.
Если же пойти немного дальше, то именно этот необычайно низкий порог сталинской фрустрации лежал в основе его мании нарциссической непогрешимости, которая никогда не позволяла ему мириться с собственными просчетами, да еще такого вселенского масштаба. Наверное, именно этим и объясняется, что стыд, который он, вполне возможно, испытывал в глубине души за свое недостойное руководителя высокого ранга поведение, выразился не в самобичевании, а в огульном обвинении высших командиров Красной Армии в разразившейся катастрофе.
Другой способ вытеснения собственной трусости, к которому Сталин стал прибегать чуть ли не с самого начала войны, заключался для него в гиперкомпенсации собственной слабости, и любой отход своих войск, даже по тактическим соображениям, объявлялся трусостью. Потому и рассылал он не тактические планы, а приказы о расправах.
Ключевой является и упоминавшаяся знаменитая фраза Сталина: «Ленин оставил нам государство, а мы его про…». Не «я», а именно «мы». Как тут не вспомнить, что у победы всегда много отцов, а поражение всегда сирота.
Интуиция, озарение, дар предвидения и умение гибко и ненавязчиво применять этот самый бесценный дар — все это было не для него. Конечно, можно до бесконечности повторять давно известные истины об отсутствии мощной армии, сильной экономики и противоречивых донесениях разведки, но… это все не то. И если мы вспомним известное выражение о том, что выигрывают сражения армии, а проигрывают полководцы, то вывод напрашивается сам собой. Конечно, виноват был не один Сталин, и трижды был прав Жуков, когда писал, что виноваты были все. Но так и хочется добавить: а Сталин больше всех! Ведь только по его вине Красная Армия оказалась в том бедственном положении, в каком ей пришлось вступить в войну. Ладно, он перебил всех неугодных, но до самого последнего времени не было единой военной доктрины, без которой невозможно никакое военное строительство. Да и какая могла быть доктрина, если в армии шло бесконечное соперничество сразу трех направлений, которые были представлены Шапошниковым, Уборевичем и Тухачевским! Первый стоял за развитие Красной Армии по старому императорскому образцу, второй видел образец в рейхсвере, и лишь Тухачевский стремился доказать, что новое время требует и новых идей. Увы, Сталин обратил внимание на идеи расстрелянного им маршала слишком поздно, когда ничего изменить было уже нельзя.
ГЛАВА
В своем знаменитом приказе № 32 от 11 июня 1941 года Гитлер отводил на войну с Советским Союзом всего шесть недель, и пока его прогнозы оправдывались. Немцы проходили через бескрайние русские равнины словно нож сквозь масло, фюрер, а вместе с ним и вся Германия пребывали в состоянии вполне понятной эйфории. Но это вовсе не означало отсутствия противоречий между Гитлером и генералами, и в то время когда военные видели своей целью захват Москвы, сам Гитлер требовал прежде всего окружить советские войска до того, как они начнут отступать. А потому и сказал Гальдеру:
После этих слов Гальдер записал в своем дневнике: «Гитлер питает инстинктивное отвращение к тому, чтобы идти по стопам Наполеона. Москва навевает на него мрачные настроения. Он опасается борьбы с большевизмом не на жизнь, а на смерть».
Тем не менее оглушительные успехи первых недель войны Гитлер воспринял не только как должное, но и как окончательную победу в войне. И уже 7 июля 1941 года он говорил о том, что Советский Союз войну проигрывает. А 3 октября он уже объявил о своей победе. «Я говорю об этом теперь потому, — вещал он, — что знаю точно: этот наш противник уже сломлен и никогда больше не поднимется!»
— От таких ударов Россия уже никогда не оправится!
Успехи вермахта на самом деле были ошеломляющими, и даже весьма скептически смотревший на планы Гитлера генерал Гальдер записал в своем дневнике весьма знаменательную фразу: «Не будет преувеличением сказать, что война с Россией будет выиграна в течение двух недель».
Тем временем Сталин вернул отправленного сгоряча на фронт Жукова в Ставку и решил сделать выводы из первых поражений. Свои выводы. Для разбора полетов в конце июня в Москву был вызван уже бывший командующий Западным фронтом генерал Павлов. И, как вспоминал Жуков, к которому Павлов явился прямо с аэродрома, он даже не узнал его, настолько тот осунулся и похудел за эту страшную для всей страны неделю.
Это был непростой разговор двух генералов. Павлов оправдывался как мог и во многом, надо заметить, был прав. Но… Жуков почти не слушал его. Да и зачем? Несколько дней назад Сталин приказал назначенному новым командующим Западным фронтом Тимошенко и члену Военного совета Мехлису выявить всех, кто помимо Павлова был виноват в том, что произошло, и примерно наказать всех. Как и в перегибах с коллективизацией, в катастрофе первых недель войны Сталину нужны были очередные «стрелочники». Найти их в такой обстановке было делом нетрудным, и первым таким «стрелочником» оказался командующий Западным округом комкор Дмитрий Григорьевич Павлов.
В 1937 году герой Испании и «выдающийся советский военный деятель», как назвала его Долорес Ибаррури, был назначен начальником Автобронетанкового управления РККА и членом Главного Военного Совета. После одного из фильмов о Великой Отечественной войне, в котором было показано, как «умный» Жуков без особого труда в пух и прах разбивает в штабной игре «самоуверенного и недалекого» Павлова, у очень многих создалось впечатление, что Павлов в самом деле слабо разбирался в тактике.
Но это было далеко не так. Павлов являлся одним из лучших теоретиков танковых сражений и в военном искусстве разбирался не хуже Жукова. Именно поэтому Сталин поставил Павлова на самое ответственное стратегическое направление — Белорусское.