Гитлер. Неотвратимость судьбы
Шрифт:
Таковы были планы нацистов в отношении Советского Союза, на котором они не собирались останавливаться, поскольку намеревались «онемечить» всю Европу. Голубой мечтой фюрера была «коричневая империя» от Ледовитого океана до Средиземного моря и от Атлантики до Урала. «Структура этой империи, — отмечали Д. Мельников и Л. Черная, — в планах Гитлера выглядела следующим образом: ядро — Великогермания, т. е. собственно Германия, а также Центральная, Северная и большая часть Восточной Европы. Периферия — вассальные государства и колонии: на западе — урезанная Франция, Испания и Португалия,
Знал ли обо всем этом Сталин? Надо полагать, знал, а потому и заявил 5 мая 1941 года на заседании, посвященном выпуску слушателей военных академий, что война с Гитлером неизбежна. «Поезжайте в войска и принимайте все меры к повышению боеготовности», — напутствовал он новоиспеченных командиров. Однако, когда всего через месяц нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков попросили у него разрешения привести войска западных пограничных округов в полную боевую готовность, Сталин ответил отказом.
Такова была уверенность вождя в своей непогрешимости…
За несколько дней до начала войны Наркомат обороны в который раз предупредил Сталина о возможности нападения Германии. «Зря поднимаете панику!» — последовал короткий ответ, в котором сквозило плохо скрытое раздражение.
В тот же день на прием к Сталину попросились Жуков и Тимошенко. Тимошенко сказал:
— С той стороны к пограничникам через Буг перебрался немецкий фельдфебель… Он утверждает, что немецкие дивизии выходят на исходные позиции и что война начнется утром 22 июня!
Сталин поморщился. Ну вот, еще один! Сколько их, таких вот фельдфебелей и других «друзей Советского Союза» уже докладывали о дне начала войны.
— А не послали ли вашего фельдфебеля к нам немецкие генералы? — раздраженно задал он тот самый вопрос, который ему то и дело приходилось задавать в последнее время.
Но обстановка на западных границах была настолько тревожной, что Тимошенко, который хорошо знал нелюбовь Сталина к подобным вопросам, не стал его успокаивать.
— Нет, товарищ Сталин, — покачал он головой. — Мы считаем, что на этот раз перебежчик говорить правду!
Сталин внимательно взглянул в глаза маршалу. Как ни хотел он уверить себя в том, что война будет еще нескоро, однако тон, каким говорил с ним Тимошенко, заставил его задуматься.
Тимошенко и Жуков хранили почтительное молчание.
— Ладно, — махнул рукой Сталин.
Он вызвал Поскребышева и приказал ему немедленно собрать членов Политбюро.
Через четверть часа все были в сборе, и Сталин поведал собравшимся о докладе наркома обороны.
— И что мы будем теперь делать? — вкрадчиво спросил он, обводя членов Политбюро долгим взглядом.
Ему никто не ответил.
— Я предлагаю дать директиву о приведении всех войск пограничных округов в полную боевую готовность!
— Читайте! — приказал Сталин, даже не сомневаясь в том, что такая директива уже подготовлена.
Недовольные таким решением Сталина Тимошенко и Жуков вышли в соседнюю комнату, где быстро переработали директиву так, как того требовал вождь. В ней Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО было приказано не поддаваться ни на какие провокации, быть в полной боевой готовности и «встретить возможный удар немцев и их союзников». Никаких других мероприятий без особого на то распоряжения было приказано не проводить.
Попыхивая трубкой, Сталин внимательно прочитал переработанный документ и удовлетворенно кивнул головой:
— Ну вот, это другое дело…
Тимошенко и Жуков подписали директиву и передали Ватутину, который повез ее в Генеральный штаб. Члены Политбюро разошлись по своим кремлевским квартирам, а Сталин по обыкновению уехал на дачу.
О чем думал он, глядя сквозь стекла окон на спавшую последним мирным сном Москву? О том, что уже очень скоро огромный город узнает страшную весть о начале войны, которая принесет Советскому Союзу невиданные бедствия? Или о том, насколько он оказался предусмотрительным и сделал все возможное для того, чтобы оттянуть войну?
Сталин уснул в четвертом часу. А в это самое время командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский сообщил в Генеральный штаб о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов, а начальник штаба Западного округа генерал Климовских доложил Тимошенко о том, что немецкая авиация бомбит белорусские города. Затем наступила очередь начальника штаба Киевского округа генерала Пуркаева и командующего Прибалтийским округом генерала Кузнецова, которые доложили о том, что немецкая армия перешла в наступление чуть ли не по всем западным границам.
То, во что так не хотел верить Сталин, случилось, и началась самая страшная из всех известных на земле войн — Вторая мировая. Для Советского Союза она станет отечественной — уже второй в ее истории.
Вечером 21 июня Гитлер вместе с Геббельсом проехал по пока еще спокойному Берлину. Министр пропаганды записал в дневнике: «По мере приближения решающего момента фюрер, кажется, избавляется от своего страха. Вот так всегда. Видно, что он расслабился, и его утомление совсем прошло». В половине третьего ночи Гитлер отправился в свои апартаменты.
— Не пройдет и трех месяцев, — заявил он своему окружению, — и мы увидим такой крах России, какого мир не видел за всю свою историю…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Около четырех часов утра 22 июня Сталина разбудил начальник охраны генерал Власик. Звонил Жуков, который сообщил, что немецкая авиация бомбит наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Ошарашенный услышанным Сталин не отвечал, и Жуков слышал в трубке лишь его тяжелое дыхание.