Гитлер. Неотвратимость судьбы
Шрифт:
Конечно, любые оценки таких людей, как Гитлер, весьма относительны, как и все в этом лучшем из миров. Но если даже Гальдер был прав и для Гитлера существовало только его «я», то чем в таком случае он был хуже того же Наполеона, для которого война превратилась в насущную потребность самовыражения и которого совсем не волновало то, что на этой самой войне гибли сотни тысяч людей?
Как это ни прискорбно для Гитлера, но верящих в скорую победу в его окружении оставалось все меньше, и теперь ему все чаще приходилось самому поднимать себе настроение. С помощью всей той же истории. Чуть ли не каждый день он рассказывал о том чуде, которое спасло во время Семилетней
Как тогда, в Вене, когда несостоявшийся художник увидел причины крушения своих иллюзий не в самом себе, а в окружающем мире, так и сейчас, на закате своей карьеры, Гитлер продолжал видеть причины своих неудач в своем окружении, и одной из основных тем его бесед стали бесконечные разговоры о предавших его людях.
— Дорогой мой Кальтенбруннер, разве можешь ты себе представить, что я буду в таком духе обсуждать свои планы на будущее, если бы не был глубоко уверен, что мы в конце концов выиграем войну?
Несмотря на все заверения Гитлера, что обещанный им перелом в войне уже близок, положение продолжало катастрофически ухудшаться. Оказавшийся заложником собственной воли Гитлер стал нервничать еще больше. Он запретил любые разговоры о поражении, и теперь от него скрывали все самые неприятные новости с фронтов. Но он узнавал их из разговоров и каждый раз взрывался бурным негодованием.
— Если война будет проиграна, у народа тоже не будет будущего. Нет нужды беспокоиться о том, что понадобится немецкому народу для элементарного выживания. Напротив, для нас лучше все эти веши уничтожить. Ибо нация показала себя слабейшей, а будущее принадлежит исключительно более сильной восточной нации. Во всяком случае, эту схватку переживут только худшие — лучшие уже убиты…
И все же Шпееру удалось помешать Гитлеру затапливать шахты, взрывать электростанции и коммуникации. Но сделал он это только благодаря тому, что фюрер уже не пользовался былой властью, да и приказы его выполнялись далеко не всегда безоговорочно…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Конечно, всем оказавшимся в конце войны рядом с Гитлером было тяжело, и прежде всего психологически. По сути, все эти люди были заживо похоронены в огромной братской могиле, называвшейся рейсхканцелярией; каждый день им приходилось выслушивать монологи живого привидения, в которое превратился Гитлер. Но тяжелее всех, надо полагать, было все же самому Гитлеру. Окружавшие его люди верили в него только в дни побед, но ни у кого из них не было такой слепой веры в самих себя и в свое высочайшее назначение на этой земле. И вот теперь, когда все его надежды были разбиты, Гитлер в который уже раз опустился с заоблачных высот на грешную землю. Более того, в отличие от тех людей, которые могли поделиться с друзьями своими мыслями и хотя бы таким образом облегчить себе душу, Гитлер был лишен и этой привилегии. Никто не осмеливался откровенничать с тем, одного слова которого все еще было достаточно, чтобы любого расстрелять прямо здесь, в бункере, или отправить на виселицу. Надо ли говорить, с какой радостью погребенный заживо Гитлер встретил появление в своей могиле Евы Браун, которая, презрев все трудности и страшное
А когда беременная сестра вызвалась сопровождать Еву и остаться рядом с ней, та покачала головой.
— Нет, — улыбнулась она, — тебе нельзя подвергать опасности будущего ребенка. Непременно роди мальчика, в семье Браунов у девочек несчастная судьба…
— Фюрер ждет меня! — заявила она. — Надеюсь, вам все ясно!
Перепуганные служащие не только выделили Еве машину, но и дали ей шофера. И все же до Берлина она добралась только чудом. По дороге машину на бреющем полете атаковал английский истребитель, но ни одна из пуль не попала в цель.
При виде Евы Гитлер попытался выразить недовольство, но на этот раз у знаменитого актера ничего не вышло, и всем было видно, как он рад ее появлению. Собрав все свои силы, он, стараясь идти твердым шагом, подошел к ней, взял за руку и проникновенно произнес:
— Я очень горжусь вами, фрейлейн Браун, очень горжусь… Вы так привязаны ко мне, так привязаны…
Едва появившись в бункере, Ева принялась чуть ли не целыми днями упрашивать Гитлера отказаться от услуг доктора Морелля.
— Он, — то и дело повторяла она, — отравляет тебя, перестань принимать его лекарства!
Во время работы корабельным врачом Мореллю часто приходилось лечить венерические заболевания, поскольку моряки чуть ли не в каждом новом порту подхватывали всякую заразу. Он приобрел в этом деле богатейший опыт и решил специализироваться на венерических заболеваниях, которых в связи с полным падением нравов в Германии того времени хватало. А чтобы придать себе больший вес, бывший корабельный эскулап распустил слух, будто он является учеником лауреата Нобелевской премии знаменитого русского биолога Ильи Мечникова, который передал ему секреты успешной борьбы с инфекционными заболеваниями.
Морелль начал с малоизвестных актрис и актеров, непризнанных художников и режиссеров крохотных театров, справедливо полагая, что они сделают ему соответствующую рекламу. И не ошибся. Очень скоро бывший корабельный врач стал пользоваться популярностью и в среде широко известных представителей столичной богемы и заслуженно заработал репутацию специалиста, способного оказать действенную помощь даже в самых тяжелых случаях.
Современные медики назвали бы это проявлением дисбактериоза, что в ряде случаев вызывается перенапряжением нервной системы. У Морелля нашлись ампулы с содержащим кишечные бактерии мультифлором. По заверениям бывшего корабельного врача, этот препарат изготовили из выращенного в Болгарии на склонах Балкан здорового скота. Кроме того, он прописал Гитлеру годичный курс лечения витаминами, гормонами, а также инъекциями фосфора и декстрозы.
— Морелль, — сказал он, — мне импонирует, я ему доверяю и последую всем его рекомендациям.
— Морелль спас мне жизнь!
— Это не врач, а имперский укольщик!
Однако Гитлер не обращал на эти насмешки никакого внимания — его вера в своего врача была поистине безграничной. И его искренне огорчало то, что Ева не только не желала обращаться к Мореллю, но и отговаривала его от лечения у специалиста по лечению сифилиса и гонореи. Что же касается главы «черного ордена» СС рейхсфюрера Генриха Гиммлера, то он все это время пристально приглядывался к Мореллю. Видимо, он имел на личного врача Гитлера свои виды, но, опасаясь гнева Гитлера, явного интереса к эскулапу не проявлял.
Чувствуя свою полную безнаказанность, Морелль решил воплотить в жизнь давнюю мечту и сколотить приличное состояние. С этой целью он присвоил несколько фармацевтических фабрик. На них он монопольно стал производить ряд лекарственных препаратов, являвшихся запатентованными им средствами. Что же касается его могущественного пациента, то Морелль продолжал колоть Гитлера амфетамином и, как показали позднее проведенные исследования, использовал для его лечения еще около трех десятков разного рода достаточно опасных лекарств. От такого «лечения» кожа Гитлера время от времени покрывалась красными и розоватыми пятнами, но Мореллю неизменно удавалось справиться с этим и убедить своего пациента, что состояние его здоровья в полном порядке.