Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история второй мировой
Шрифт:
Маршал Советского Союза Жуков. 11 декабря 1967 г.».
Вот и следующее его письмо — Брежневу и Косыгину:
«Глубокоуважаемый Леонид Ильич! Алексей Николаевич!
Прошло немало времени с тех пор, как АПН подготовило книгу «Воспоминания и размышления». Учтены все замечания и пожелания рецензентов.
Мне известно, что и отдел ЦК КПСС (тов. Степанов) дал свое весьма положительное заключение на мою рукопись.
Меня крайне огорчает ничем не объяснимая задержка в выходе книги в свет. Ведь это труд моей долголетней жизни.
Очень прошу Вашего вмешательства.
С уважением, Маршал Советского Союза Г. Жуков. 23 февраля 1968 г.».
Косыгин обещал помочь. И, наверное, выполнил бы обещание, но была преграда, неподвластная и ему. Об этом препятствии рассказала Миркина (работник издательства):
«Леонид Ильич Брежнев пожелал, чтобы маршал Жуков упомянул его в своей книге. Но вот беда, за все годы войны они ни разу ни на одном фронте не встречались. Как быть? И тогда был найден «выход». Находясь под Новороссийском, маршал Жуков якобы поехал посоветоваться с полковником Брежневым, но, к сожалению, того на месте не оказалось (такой выход придумали и сформулировали в редакции). «Умный поймет», — сказал с горькой усмешкой маршал. Эта нелепая фраза прошла во всех изданиях «Воспоминаний и размышлений» с первого по шестое включительно, как и в зарубежных изданиях. Только в седьмом издании она была опущена...»
Верстка была подписана в печать 24 декабря 1968 года. Рабочим в типографии рассказали, что маршал болен и хорошо бы поскорее выпустить книгу. Один из печатников воскликнул:
— Да мы круглые сутки работать будем! Мы с Жуковым воевали против фашистов, готовы работать в три смены хоть бесплатно!
В марте Миркина схватила первый теплый экземпляр, вышедший из машины типографии газеты «Правда», и помчалась на дачу к Жукову.
«Георгий Константинович поставил книгу на стол и долго смотрел на нее молча... Почти десять лет трудился над ее созданием маршал. Три года готовая рукопись лежала в «инстанциях». И вот книга родилась. Трудно передать чувство человека, который наконец-то держит в руках свою книгу. Для этого надо быть ее автором. Иногда сравнивают явление книги на свет с рождением ребенка. Похоже. Это тоже детище. Оно рождается в муках и приносит огромную радость, удовлетворение и облегчение. Книга Жукова была издана в 27 странах (к 1988 году), на 18 языках, миллионные тиражи раскупались очень быстро. Нетрудно представить, какой резонанс в печати вызвала эта книга, какой огромный поток писем хлынул в адрес Жукова. Георгий Константинович точно помолодел. Успех книги прибавил ему здоровья и бодрости. Огромная почта с благодарностями, советами, критикой и пожеланиями побудила маршала к немедленной подготовке второго издания...»
Что тут можно добавить? Только то, что приведен мною этот фрагмент— не «злопыхательства и очернительства» ради, а будет и еще один поворот сюжета, с привязкой — упоминанием Афганистана и «сухого закона».
Вот сама суть парадоксального расклада: «Большая война» — катарсис, источник новых мыслей о справедливом мироустройстве производит на человека действие очищающего страдания, — но, естественно, в той мере, в какой человек прикоснулся к этому страданию. Рядовой лейтенант со временем напишет то, что написали в итоге Бондарев, Астафьев...
Пьер Безухов с его «открытием» в 1812 году Платона Каратаева, конечно, всего лишь литературный герой, но за ним стоит и сам Лев Николаевич, соприкоснувшийся с народными страданиями, прошедший Крымскую войну. В этом смысле и «Севастопольские рассказы», да и «Война и мир» — это же «лейтенантская проза»!
Высшее руководство — другая форма участия в народной войне: непосредственно физического участия, «хождения в атаку», ранений им выпадало меньше, но интеллектуальное напряжение войны, возможно, и откроет им что-либо из будущего послевоенного политического справедливого устройства.
И как частное проявление этого закона: хлебные спекулянты, подделыватели продовольственных карточек или... подделыватели маршальских мемуаров — это не самые главные участники войны, а потому и не лучшие носители той справедливости, мудрости, о которых шла речь.
И эта «счастливая прослойка» — не ходившая в атаки, но и не отвечавшая за результаты операций (хрущевско-брежневско-зимянинско-черненковская. Мехлис — из этой же породы, один раз попробовал было поначальствовать, поотвечать в Крыму... Ну очень не понравилось), ответственная за подвоз на фронт пачек «Правды» и наградных бланков, она-то естественным (для войны и противоестественным для послевоенной жизни) образом и уцелела. Ее подходящие дружные колонны — членов военных советов и видел боковым зрением Сталин, говоря о потерянных лучших... Но сфокусировать свой известный прищур, переведя из бокового на прицельный взгляд, не успел.
Примечание. Могут поправить, что генсек Черненко в военных советах не политрукствовал, а всю войну успешно «повышал уровень» на различных партийных курсах. Возражу: разница тут не качественная, а сугубо количественная. Должность Черненко военных времен — это и брежневская должность, усиленная, доведенная до максимума всех тенденций. И если бы не та Черненкова астма — еще вопрос: не поехал бы и к нему за советом мемуарный маршал Жуков, в последующих изданиях?
ЧЕЛОВЕК — «ЖИВОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО»
Петр Миронович Машеров. Как сегодня вспоминают: «Рядом с больными, немощными и засыпающими на ответственных заседаниях членами Политбюро ЦК КПСС Машеров выглядел непростительно молодым».
И когда Брежнев в 1978 году с большим опозданием вручал ему Звезду Героя Социалистического Труда, то при всех грубо оборвал Машерова во время его ответной речи.
И через два года на похороны Петра Мироновича Брежнев прислал в Минск именно секретаря ЦК КПСС Зимянина, прекрасно зная, как тот плохо относился к Машерову.
Сегодня историки объясняют, что Леонида Брежнева насторожил следующий факт. Один влиятельный американский журнал накануне выборов в президенты США провел опрос среди конгрессменов. Вопросы были в том числе такие: кто из зарубежных лидеров мог бы стать президентом США, кого видят они на месте Брежнева? И очень у многих в ответах совпадало: Машеров. Только несколько человек в ТАСС знали о результатах этого опроса.
Когда в июле 1980 года машеровская «Чайка» столкнулась с грузовиком, я хорошо помню, как многие в стране тогда повторяли: «Подстроили». Но еще большее число людей вдруг тогда осознало (как же развивалась интуиция при тогдашней скудости информации!), что со смертью Петра Машерова СССР потерял надежду на приход достойного лидера, миновал еще одну развилку, прошел еще одну точку возможного выбора.
Петр Машеров был подлинным героем Великой Отечественной войны, на самом, может, тяжелом и опасном из ее «фронтов» — был партизаном в Белоруссии, но позже он из текстов, которые приносили ему на визирование, вычеркивал большинство страниц, относящихся к его собственным подвигам, приговаривая: «Обо мне не больше, чем о любом другом Герое Труда».
Белоруссия, в отличие от ее сегодняшних учителей из «Объединенной Европы-2», не только жертвовала своей недвижимостью, подрывая все доступные заводы, мосты и дороги, но и потеряла в той войне каждого четвертого своего человека. 9 сентября 1942 года от рук гестаповцев погибла мать Петра Мироновича — Дарья Петровна.