Гладиатор для неё
Шрифт:
«Да, я выгодно их тогда продал, — с ухмылкой произнес тот, — Эктор, приятель Луция их купил».
Тут Германус понял — его обманули дважды. Работорговец сначала настаивал на долге перед ним, утверждая, что нубийские бойцы принадлежат ему. Теперь вино развязало его язык, и он даже не заметил, как проговорился.
От злости Германус чуть не вскипел, но сдержал себя. Решив, что еще не настало время для мести.
«Мои жеребцы из Каппадокии выиграли тогда два забега из пяти», — продолжал хвалиться купец.
Так, болтая и выдавая себя за
На палубе послышались шаги. Германус застыл в ожидании.
* * *
Путешествие, запланированное Адрианом, началось на следующий день после пира в его дворце. Около трех десятков небольших речных судов отправились вниз по течению Тибра. Для всей свиты места не хватило. Длинная череда телег, в сопровождении преторианцев, выдвинулась из Рима в сторону Остии.
Атилия, оказалась на «женском» корабле. Вместе с ней находилась Сира и все приготовленные вещи. Всего на судне разместили около двадцати пассажирок из императорской семьи.
Самые близкие и знатные плыли на другом корабле, вместе с августой Сабиной. На судне же где находилась Атилия, родственницы, так называемого, второго круга.
Никто из них, на ее удивление, не хотел с ней общаться. Тут вообще все разбились на группки и посторонних в них не допускали. Эта ситуация слегка расстроила Атилию. Радовало, что таким составом они шли лишь до Остии.
В морском порту они пересели в большие триремы. Император расположился на флагманском сексиреме, огромном корабле, с тремя рядами длинных весел. Теперь места хватило всем. Даже несколько военных суден загрузили лошадьми. Больших кораблей оказалось более тридцати. Еще было с полтора десятка либурн, они поменьше, но значительно быстрее остальных судов.
Атилию заселили в один из шатров на корабле супруги Адриана. Здесь ее соседками стали молодые патрицианки со своими служанками. Спали они все на тюфяках сверху покрытых коврами.
В море ее стало сильно тошнить. Казалось, будто все вокруг качает. Ее мутило лишь от упоминания о любой еде. Она совсем ничего не могла есть. Состояние было подавленным, как после отравления несвежей рыбой. К счастью через три дня они вышли на берег в каком-то городе.
Ступив на землю, она по-прежнему все еще ощущала качку. Обретенная твердая почва под ногами давала надежду восстановиться.
Обедать смогла только хлебом. Зато от запаха еды уже не выворачивало.
Они обедали прямо на берегу, сидев на расстеленных покрывалах. В присутствии Адриана ей прислуживала все та же молоденькая рабыня. Личных служанок не допускали.
Император, видимо, заметив ее бледный вид, поинтересовался:
— Милая, это волны Посейдона отняли у тебя живой цвет лица?
— Да, августейший.
— Мой лекарь даст тебе специальную настойку из травы блошницы на уксусе. Она должна помочь. Кстати, — он стал говорить громко, чтобы все услышали, — Мы запаслись этим лекарством для каждого. Присылайте своих рабов к моему врачу, когда понадобится. Греки научили меня справляться с этим недугом вином, разбавленным морской водой. Гадость редкостная, хочу я вам сказать, но помогает.
— Мне помогает ломтик лимона во рту, — посоветовал личный секретарь императора.
Ужинали и ночевали они на вилле наместника. Настойка, которую принес лекарь Адриана, оказалась очень действенной. Ею необходимо было смачивать нос. Она сильно пахла уксусом и немного перечной мятой и еще чем-то. Зато на следующее утро Атилия проснулась в отличном настроении.
Уже вернувшись на корабль, и использовав настойку еще раз, она поняла, что морская болезнь ее отпустила.
Стоя на борту верхней палубы, она, наконец, смогла насладиться окружающими видами. Все судна шли не далеко от берега. Атилия любовалась высокими горами, покрытыми густым зеленым лесом, словно пышным ковром. Светлые скалы подступали к самому морю. Вода будто бы светилась ярко-бирюзовым цветом.
Воздух очень освежал. Появилась некая легкость. Казалось, можно прямо сейчас взлететь, как те чайки, кружившиеся с криками вслед за кораблем.
— Ты, небось, подумала, что тебя мутит от беременности?
Неожиданно спросил ее кто-то, вырвав без церемоний из мира красоты и мечтаний.
Атилия обернулась и ахнула. Рядом с ней стояла августа Сабина. Она пришла одна. Служанки и охрана остались на некотором расстоянии от них.
— С таким мужем, как Антиной надо будет сильно постараться, чтобы зачать ребенка.
Супруга Адриана говорила очень невежливые слова, влезла в личное пространство. Но голос и тон ее звучали безразлично. Наверное, она хотела себя хоть чем-то развлечь от скуки.
Атилия стояла молча, не могла найти, что ответить. Хотя статус ее собеседницы обязывал это сделать.
— Прошу меня простить, августа, — едва выдавливала из себя слова в замешательстве, — Но я не понимаю о чем вы.
Жена императора осмотрела ее с ног до головы. Повернулась к морю и произнесла:
— Тем хуже для тебя, — снова звучал безразличный тон ее голоса, — Думаешь, твой жених испытывает симпатию к тебе?
— Уверена, так и есть. Иначе, зачем ему соглашаться брать меня в жены.
— А почему ты согласилась? Может ни тебе, ни ему не предоставили выбора, — скорее утверждающе, чем вопросительно сказала Сабина.
— Прошу простить мою дерзость, но разве вы видели хоть одну женщину в Риме, которой бы дали право выбора? По-моему отцы и старшие родственники решают за кого нам выходить замуж. Как повелось и так будет. Лишь мужчины у нас имеют на это право.
Супруга Адриана вновь очень внимательно посмотрела на Атилию. Заглянула в самые глаза.