Гладиатор для неё
Шрифт:
Адриан стал первым императором-миротворцем. Это он вернул гражданам супружеское спокойствие. Он, повидав ужасы войны изнутри, решил — хватит плодить горе и несчастья. Настало время навести порядок в своем доме. Восстановить то, что было разрушено. Достроить уже давно начатое. Например, Пантеон — храм всех богов. Те же большие термы, строительство которых заложили еще при Траяне, и все никак не доводили начатое до конца.
Вот только многим такая жизнь быстро наскучила. Теперь они с жадностью требовали крови и подвигов, подобных тем, что совершали
«Хотим повторить!» — с остервенением кричали на площадях. «Если не атакуем врага, он нападет на нас!» — спорили в Сенате и тавернах.
Купцы, возвращаясь из Рима, рассказывали все это дома. Те, кто мог, такие как Парфия, вооружались. Другие, поменьше, ожидали нападения с ужасом. Спешили заключать союзы с соседями крупнее, или просчитывали пути отступления.
Еще Атилия поняла, из рассказов Адриана этим вечером, какая сильная ностальгия охватила его. Свой большой вояж он затеял по тем местам, где побывал в молодости. Император, словно ребенок, желал вернуть те ощущения, которые испытал в начале своего становления.
У нее, даже, появилась догадка — такая большая дружба с Антиноем возникла не на пустом месте. Наверное, и Атилия в это сильно верила, Адриан видел в молодом греке самого себя. Будто бы он вновь юн, строен и красив.
Ну что же, ей выбора не оставили, и втянули в игру со стремлением повтора давно прошедших ощущений. Вероятнее всего, и Атилия это так же почувствовала, она сама кого-то напоминала императору. Возможно, из юности или молодости Адриана. Иначе откуда такое пристальное внимание к ней с его стороны?
Теперь ей придется победить свои страхи перед толпой.
«Как же хочется вернуться в мою спальню, и повторить ту ночь с Германусом. Где же ты теперь?».
Глава 32
Наглый купец, с отвисшими щеками, предложил Германусу вновь выйти на арену. Только так он сможет вернуть огромный долг перед ним. Пытался убедить, что это будет всего один раз.
Германус не стал спорить — спокойно сказал о своей травме и клятве перед богами не участвовать в боях. Он предложил бесплатно охранять караван на пути к Долмации. Немного подумав, купец согласился. Лишь предупредил о первостепенных делах на Сицилии перед дорогой. Германус принял условия.
«Что я должен охранять?».
«Живой товар, который норовит сбежать».
«Ты торгуешь людьми?», — с сомнением спросил Германус.
Ему бы пришлось отказаться, если бы это оказался работорговец. «Продавцы мяса», как их называли римляне, вызывали отвратные чувства у бывшего гладиатора.
«Нет, овцами», — спокойно ответил купец.
Вечером Германус пришел в морской порт Остии. Он отыскал корабль, отбывающий к Сицилии, и дождался возле него купца. Он прибыл в окружении все той же свиты из трех человек. Как только они поднялись на борт — судно отчалило.
Ночью все его переживания и сомнения подтвердились. Пристав к берегу в тихом месте, они стали кого-то ждать. Позднее, лунный свет помог увидеть Германусу, как на
Германус, в порыве гнева, захотел убить своего работодателя и, спрыгнув за борт, скрыться на суше. Ему хватило ума этого не сделать. На берегу он легко мог бы попасть в лапы все тех же разбойников, и оказаться в числе проданных подобным образом. Ему часто доводилось слышать, как на Сицилии скупали рабов, не задавая лишних вопросов.
«Очень плохая примета начинать дела с обмана! Боги такого не любят», — грубо сказал он купцу.
«О чем ты? Я же говорил, что торгую овцами. Посмотри, как покорно они заходят в трюм», — ответил тот и рассмеялся.
Трое помощников ржали словно лошади, вторя хозяину.
Германус догадался — его самого собираются продать на острове где римские законы ничто. Он начал обдумывать план побега.
На следующий день, ближе к вечеру, они вошли в бухту Неаполя. Причаливать не стали — бросили якорь на рейде рядом с каким-то городком. Работорговец со своими помощниками, дождавшись с берега лодки, отбыли.
Сначала Германус задумал поднять бунт и угнать корабль, освободив невольников. Полтора десятка вооруженных матросов стали причиной от подобного отказаться. Никаких союзников в этом деле у него нет. Он сам по себе. Один, среди недругов. Его даже к гребцам на нижнюю палубу не пускали. Они, наверняка, так же захваченные рабы. Если бы ему удалось их освободить, тогда, вполне возможно, они бы стали на его сторону. Только вот там, внизу, прогуливались еще пятеро надсмотрщиков.
Спал Германус на верхней палубе, подложив себе под голову мешок со своим барахлом.
Среди ночи его разбудил шум. Оказалось — это хозяин судна вернулся с дружками. Они позвали Германуса к себе в палатку, которая располагалась на корме этой же палубы.
Зайдя внутрь, он обнаружил всех четверых пьяными. Ему тоже предложили выпить.
«Я хочу услышать о твоем самом первом бое», — едва выговаривая слова, сказал работорговец.
Все они лежали на тюках с соломой. Один из его помощников уже успел заснуть.
«Да там и рассказывать нечего. Нас, целой толпой, загнали на маленькую арену. Дали нам, какое-никакое оружие, и выпустили разъяренных вепрей. Всех кто выжил — продали в школу гладиаторов в Капуе».
«О! А я знаю там парочку наставников. Привозил для них товар».
Купец осекся после этих слов. Видимо, ему не хотелось обижать бывшего гладиатора и раба.
«Я хочу подружиться с тобой, Германус. В Риме ты знаменитость. Сам император делал ставки на твою победу. Скажи, как так вышло, что Луций, казначей Адриана, наткнулся на нож? И это произошло после твоего боя на арене Флавиев».
«Не знаю, — пожав плечами, ответил бывший гладиатор, — Я лежал без сознания. Потом пришлось заново учиться ходить. Твой нубиец чуть не прикончил меня».