Гладиаторы «Спартака»
Шрифт:
— Кроме эпохи?
— Кроме.
— Теряюсь в догадках. Нам ведь о карельском иконописце ничего не известно. Доказали, что «школа» местная, что картина не привезена ни из Москвы, ни из Ярославля, ни с Соловков, своя. И все.
— А змий?
— Что, змий?
— Змий у них — общий.
— Не поняла....
— Шучу, конечно. Но вот такая любопытная общая деталь: на иконе вашего мастера один из персонажей — змий, а Лукас Кранах как раз в год написания этой картины, — он служил тогда у курфюрста Саксонского в Виттенберге, — получил как придворный живописец дворянское достоинство и личный герб....
— Неужели змия?!
— Да, крылатого змия в короне. Так что он мог бы изобразить свой дворянский герб где-нибудь внизу картины. И тогда мы вообще с вами менялись бы на время своими змеюками. И был бы на картине изображен Амур, поражающий стрелами змия... Вещь, впрочем, совершенно невозможная по канонам европейской живописи того времени. Впрочем, герб Кранаха изображался начиная с 1509 года на всех его картинах.
— А на этой не вижу....
— Вы кто по образованию? — поинтересовался Каменецкий.
— Филолог.
— У вас другое зрение. Видите, как бы случайно прилепился к влажному красочному покрову листочек бумаги?
— Как настоящий...
— Этот прием иллюзорного правдоподобия, как и вообще композицию с обнаженной женской фигурой на темном фоне, Кранах заимствовал у Дюре. Но я сейчас не о том. На листочке — инициалы "L" и "C", дата и герб Кранаха с крошечным змием. Так что — меняемся нашими «гадами».
— Нам осталось оговорить сумму взаимной страховки, время экспонирования, вставить цифры в текст договора и подписать его, — подытожила Романченко.
— Я полагаю, месяц достаточно. Учитывая, что у вас в это время много туристов, надеюсь, вам удастся окупить расходы?
— Придется, иначе с меня наш президент штаны снимет.
— Это было бы интересное развитие событий. Но не буду углубляться в тему, боясь показаться назойливым до поры до времени.
— А сумма страховки, исходя из изученных мной прецедентов, один миллион?
— Кранах стоит значительно больше...
— Святой Георгий — вообще бесценное сокровище нашего народа. Мы же говорим об отвлеченных суммах. В европейской практике — сумма реальная.
— Ну что ж... Жаль расставаться с обнаженной Венерой. Но у меня есть шанс получить через месяц две.
— Если с Кранахом хоть что-то случится, в страховку включаю себя!
— Тогда вы станете самой дорогой женщиной в мире!
— Мне нравится этот титул. Но не такой ценой.
И они поставили свои подписи на договоре...
Выставка одной картины в Петрозаводске стала событием года. Питерцы, которые могли бы, коли так заинтересовались работой Кранаха, посмотреть ее и в Москве, валом валили из Санкт-Петербурга. «Карел-тур» организовал на этот месяц два специальных тура — на теплоходе, с заходом в Кижи и на Валаам, и осмотром Выставки одной картины в музее Петрозаводска, и железнодорожный — поездом до Петрозаводска, в день приезда — осмотр музея, поклон Кранаху Старшему и неделя пребывания на скалистом берегу лесного озера в Косаме.
Официально билет на выставку стоил два доллара, то есть около 60 рублей. Но в кассе билеты были проданы на месяц вперед. Однако у памятника С.М. Кирову их можно было купить за 10 долларов, то есть уже за 300 рублей. При этом гостям из других городов и сел торговцы билетами бесплатно устраивали шоу — водили гостя вокруг памятника Кирову до тех пор, пока изумленному путешественнику не являлся возбужденный фаллос вождя. Рука пламенного большевика, показывающая перстом в богатые ценными рудами земли Карелии, при определенном ракурсе являла публике вид интимного органа.
Убедившись в постоянной революционной готовности вождя, гости столицы Карелии шли в стоявший тут же на площади музей и, пройдя медленной очередью по залам, застывали на несколько секунд перед Выставкой одной картины. Работа Кранаха Старшего была отделена от остальной части экспозиции толстыми стальными решетками и множеством датчиков, пульсирующих красными и синими огоньками.
Многие устало вздыхали перед картиной, не в силах освободиться от таинственной магнетической очаровательности нагой богини. И, постояв столько, сколько позволяла охрана, двигались дальше, скользя взглядом по картинам Маковского, Куинджи, Айвазовского и Брюллова.
Но картины были — либо репликами, либо копиями, либо эскизами и этюдами кисти самих знаменитых русских художников. И не могли идти в сравнение с работой Лукаса Кранаха Старшего.
При всей целомудренности облика обнаженной Венеры, в самой живописи Кранаха, в его манере, в томительном — вдруг — проявлении нагого золотистого женского тела из темноты фона была такая эротичность, что даже картины местных художников — страстного, размашистого Михаила Юфы, тонкой, стремительно-сексуальной Тамары Юфы, строго-бесстыдного Юрия Черныха, сексуально-неопределенного Георгия Стройка, хулигански размытой манеры Алексея Авдышева — казались написанными людьми без пола.
В первый же день работы музей посетило около тысячи человек. Для небольшого (размещенного в старом двухэтажном доме, некогда принадлежавшем мужской гимназии, потом Дворцу пионеров) провинциального музея это был невиданный рекорд. Полагали, что вся интеллигенция столицы Карелии уже «отметилась»: четыре театра, симфонический оркестр, радио и телевидение, четыре газеты, два университета и два института, музыкальное училище и филиал питерской консерватории.
Однако на следующий день, вдохновленные своей профессурой, пошли студенты. Хотя цены кусались.
Студенты шли два дня.
На третий день пошли школьники, хотя сэкономленными на мороженом деньгами тут было не обойтись. Билеты в кассе кончились.
Самое интересное случилось потом: пошли безработные рабочие закрытых предприятий, школьные учителя и врачи. Романченко была в шоке.
— Откуда у них деньги? — удивилась она, выдавая очередную партию билетов подпольным торговцам, которые тут же убегали к памятнику Кирова, где билеты шли как семечки — по 15 и даже 20 долларов. Но брали pyблями. Рублями сдавали и дежурившему для порядка у памятника старшему лейтенанту милиции. В город пришел праздник.