Гладиатрикс
Шрифт:
Оказавшись там, он помедлил еще какое-то время, давая глазам привыкнуть к полумраку, царившему в помещении.
Богиня Луны выбрала именно этот момент, чтобы откинуть покрывало облаков, скрывавшее ее сияющий лик. Тусклый отраженный свет наполнил лечебницу, и сердце Катуволька остановилось в груди. В дальнем конце комнаты, высвеченный луной, стоял Нестасен.
Его наготу скрывала только набедренная повязка. Он стоял возле единственной занятой постели. Катувольку не надо было всматриваться в игру лунных ликов на бледном лице, не потребовалось узнавать шелковую пелену черных волос, разметавшихся по подушке. Он и так знал, что там лежала Лисандра.
Нубиец не шелохнулся. Он просто стоял точно статуя, вырезанная из черного камня, и наблюдал за спящей Лисандрой.
— Нестасен, — выговорил Катувольк и только потом спохватился.
Нубиец медленно, словно пробуждаясь от сна, поднял голову. Нечесаные патлы, свисавшие по обеим сторонам лица, и лихорадочный блеск глаз придавали гиганту какой-то демонический вид.
Нестасен приложил палец к губам — тихо, мол, — и медленно отошел от постели спартанки.
Когда он приблизился, Катувольк почувствовал запах его пота. Набедренная повязка бессильна была скрыть очевидные признаки плотского возбуждения. Катувольк ощутил, что наливается кровью от ярости, стоило ему только представить, как эта тварь лапает беспомощную спартанку. Ему стало дурно.
— Ты что здесь делаешь? — шепотом спросил он нубийца.
Шепот получился хриплым и слишком громким.
— А ты сам что здесь забыл? — отозвался Нестасен.
Его голос так и дрожал от внутреннего напряжения. Казалось, еще чуть-чуть, и он согнется в припадке истерического хохота.
— Я увидел, как ты входил, и решил проверить, что у тебя на уме, — солгал Катувольк.
Нестасен глубоко втянул воздух, отчего широченная грудь так и раздулась.
— Мне потребовалось лекарство, — ответил он шепотом. — Конопля, Катувольк. Мой запас подходит к концу, а у Квинта она водится.
— И что? — спросил Катувольк. — Квинт держит ее под ложем Лисандры?
— Она что-то пробормотала во сне, — ответил нубиец. — Я услышал и подошел посмотреть, все ли в порядке.
Он помолчал. Его зрачки были неестественно расширены.
Потом Нестасен спросил, глядя на Катуволька:
— Ну а тебе какое, собственно, дело? По-моему, ты решил приударить за девкой. То-то ты объявил ее больной, чтобы оправдать поганое выступление. А теперь, когда все спят, ты нечаянным образом появляешься там, куда ее поместили.
Улыбка раздвинула его губы. Зубы на фоне черной кожи казались невероятно белыми.
Катувольк невольно сглотнул.
— Не пори чушь, — сказал он, надеясь, что голос его не выдаст. — Я же ясно сказал, что видел, как ты сюда вошел. Почем я знаю, что ты задумал?
Нестасен кивнул.
— Не хочешь подышать со мной травкой, а, галл?
Какое там! Катувольку было тошно и страшно от мысли, что нубиец, в общем, верно угадал причину его появления в лечебнице. Он ругательски ругал себя за оплошность, за то, что сам загнал себя в угол. Однако особого выбора у него не оставалось — только принять предложение Нестасена. Отказаться значило бы по крайней мере дать чернокожему время поразмыслить о том, что на самом деле случилось. Катувольк предпочел надеяться на то, что ночь, проведенная в обществе конопли, несколько притупит подозрения Нестасена.
Он заставил себя улыбнуться, кивнул, повернулся и бесшумно направился к выходу из лечебницы.
Видел бы он, каким взглядом, полным ненависти, нубиец ожег его спину!
XIV
Лисандра медленно пробуждалась. Самым первым, что она ощутила, была глухая боль в голове. Потом подкатила дурнота. Лисандра плохо соображала, где она и что с ней, ощущала только, что из тела как будто высосали все силы. Потом она приоткрыла глаза, моргнула и поняла, что лежит в лечебнице луда.
Как бы в подтверждение этого факта возле ее ложа появился лекарь Квинт. Он пододвинул к себе табуретку, сел и поднес к губам Лисандры чашку с водой. Она сразу ощутила отчаянную жажду и приготовилась глотать и глотать прохладную жидкость, но Квинт почти сразу отнял чашку.
— Ну, ну, девочка, — проговорил он. — Не все сразу. Лучше пей понемногу, не то стошнит!
Он снова подал ей чашку. Лисандра взяла ее и кивнула.
— А ты везучая, — продолжал Квинт. — И череп у тебя крепкий.
Лисандра зло покосилась на него, и лекарь улыбнулся.
— Выдержал, не треснул, — пояснил он. — Ну а разжижилось или нет его содержимое, это мы еще посмотрим.
— Спасибо за наблюдение, Гиппократ, — пробормотала она, возвращая ему чашку.
Квинт пожал плечами и вдруг подмигнул ей.
— Да уж, иногда я не лучшим образом обращаюсь с болящими, — сказал он, поднялся и вновь наполнил чашку из большого кувшина. — Как ты себя чувствуешь?
— Паршиво, — честно ответила Лисандра. — Слабость… и голова кружится.
Кривить душой перед лекарем все равно было бессмысленно.
Квинт хмыкнул.
— У тебя сотрясение, — сказал он. — Это то, что получается, когда удар приходится по…
— Я знаю, что такое сотрясение, — перебила Лисандра. — Я не вчера родилась.
— Гиппократ в качестве лечения рекомендует трепанацию, — сухо отозвался Квинт.
Рука Лисандры тотчас метнулась к голове, ища отверстие, и лекарь хихикнул.
— Однако твое состояние не показалось мне слишком серьезным, и я решил обойтись без нее.
— Весьма разумное решение, — согласилась Лисандра и скривилась в ответной улыбке.
— Почаще бы ты улыбалась, спартанка, — проговорил Квинт. — Улыбка тебя очень, знаешь ли, красит.
Девушка хотела ответить, но он вскинул ладонь.
— Тебе надо несколько дней полежать здесь и отдохнуть. Чего доброго, снова получишь по голове, а это небезопасно.
— Какая разница? — ответила Лисандра. — Меня теперь продадут. Я и сама понимаю, что выступала из рук вон скверно. Весьма сомнительно, что мой следующий хозяин пожелает выставлять меня на бои.