Гламорама
Шрифт:
И вот он передо мной во плоти, всего в футе от меня — он на четыре года старше меня, и он стучит по клавишам компьютерного терминала, попивая диетическую колу, в белых спортивных носках, и — поскольку я не очень-то привык к обществу мужчин, которые могут составить конкуренцию по внешности Виктору Варду, — я начинаю слегка нервничать и слушаю его гораздо внимательнее, чем любого человека, с которым я когда-либо был знаком, потому что факты — упрямая вещь: Бобби Хьюз слишком красив, чтобы устоять перед ним. Он привлекает, сам того не желая.
— Гм-м,
— О! — Он поднимает глаза, смотрит мне прямо в лицо, пару раз моргает, а затем, что-то решив, сообщает: — Ты попал в Хемпстед.
— Неужели? — говорю я с облегчением. — Мой друг Джоакин Феникс — знаешь, брат Ривера?
Бобби кивает и продолжает внимательно смотреть на меня.
— Ну так вот, он снимается в новом фильме Джона Хьюза как раз в, гм-м, Хемпстеде, — говорю я, внезапно осознавая, как нелепо я выгляжу в этом халате, и добавляю натужно: — Кажется.
— Круто, — говорит Бобби, возвращаясь к своему компьютеру.
— Ага, мы встретились с ним вчера на вечеринке.
— Здорово, а как прошла вечеринка? — спрашивает Бобби. — Жаль, что я пропустил ее.
— Ну, вечеринка была, ну такая… — нервно пытаюсь объяснить я. — Сейчас вспомню, кто там был. Ну, проводили ее где-то в Ноттинг-Хилле…
— Разумеется, — отвечает он насмешливо, что почему-то приносит мне долгожданное облегчение.
— Ну конечно, это же ясно как божий день, чувак!
Я замолкаю, гляжу на Бобби, уставившегося на экран компьютера, и затягиваю потуже халат.
— Вечеринку устраивали в честь художника Гэри Хьюма, верно? — терпеливо переспрашивает он.
— Разумеется, — говорю я. — Но все знали, что на самом-то деле это в честь Патси и Лайама.
— Верно, верно, — отзывается он, нажимает на какие-то три клавиши одновременно, отчего на экране возникает еще целая серия чертежей самолетов. — Так и кто же там был? Какие знаменитости мелькали?
— Ну, э-э-э, Кейт Мосс, и Стелла Теннант, и Айрис Пальмер, а также, по-моему, Джаред Лето и Кармен Электра и, э-э-э, Дамон Албарн и… мы пили апельсиновый пунш и… я нажрался… и там еще были эти… ледяные скульптуры.
— Да?
— А почему тебя не было, чувак? — спрашиваю я, стараясь держаться доброжелательно и непринужденно.
— Я был в Париже.
— Показы?
— Дела, — отвечает он кратко.
— Но не показы?
— Нет, с этим кончено, — говорит он, сверяясь с какой-то записью в блокноте, лежащем рядом с компьютером. — Я завершил эту часть моей жизни.
— Разумеется, чувак, — говорю я, кивая головой. — Я так тебя понимаю!
— Действительно? — Он улыбается мне через плечо. — Понимаешь?
— Да, — пожимаю я плечами. — Я тоже подумываю о том, чтобы завязать.
— Что же ты тогда делаешь в Лондоне, Виктор? — спрашивает Бобби.
— Не для протокола?
— Участвуешь в показах? — снова улыбается Бобби.
— Я тебе умоляю, я тебя умоляю, чувак! — смеюсь я. — Ни в коем случае. Я же сказал, что с этим все, финиш.
— Занятие такое, что врагу не пожелаешь, верно?
— Чувак, сущая мука.
— Потенциально вредно для психики.
— Вот я и решил отпрыгнуть в сторону и отдышаться.
— Мудрое решение, по-моему.
— Правда?
— Модельный бизнес убивает людей. Я это своими глазами видел.
— Я тоже это видел, чувак. Однозначно с тобой согласен, — говорю я, а затем спрашиваю, продолжая укреплять дружеские отношения: — И когда же ты вернулся?
— Этим утром, — зевает он, потягиваясь. — А ты когда приехал?
— Пару дней назад, — отвечаю я.
— Из Нью-Йорка?
— Да.
— Ну, и на что сейчас похож Нью-Йорк? — спрашивает он, снова сосредотачиваясь на экране компьютера. — Я там редко бываю. А то, что я читаю, и вовсе отбивает у меня желание там бывать. Может быть, я просто постарел или что-то в этом роде.
— Ну, если честно, то все превратилось в подделку, чувак. А молодняк, так тот просто растет совсем тупорылый какой-то, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Достаточно, чтобы супермодель выполнила пируэт на подиуме, как весь зал разражается аплодисментами? Благодарю покорно, чувак.
— Однозначно с тобой согласен.
— А чем ты там занимаешься?
— Как обычно. Модельный бизнес. На прошлой неделе помогал продвигать один новый клуб. — Я выдерживаю паузу. — Получил вот роль в «Коматозниках 2».
— Черт побери, какой здесь холодище, — восклицает он снова, обхватывая себя обеими руками. — Ты тоже мерзнешь?
— Здесь не жарко, — признаю я.
Он выбегает из комнаты и кричит откуда-то из дома:
— Да где же здесь этот гребаный обогреватель? — а затем позже из другого места: — Да что нам костер, что ли, разводить?
Компакт-диски, разбросанные по верхней панели одной из двух гигантских колонок, включают Питера Габриэля, Джона Хайатта, кого-то по имени Фриди Джонстон, последний альбом Replacements. За стеклянной наружной дверью я вижу маленькую террасу, окруженную садом, где цветут белые тюльпаны и маленькие птички собрались стайкой возле стального фонтанчика, но когда налетает порыв ветра и тень от облака, закрывшего солнце, падает на них, птички, решив, что грядет какая-то беда, дружно улетают.
— Так и кто же живет здесь? — спрашиваю я Бобби, вбегающего обратно в комнату, и тут же добавляю: — Я понимаю, что это всего лишь декорация, но очень славная.
— Ну, временами я снимаю этот дом кое у кого, — говорит он, снова направляясь к компьютеру и усаживаясь за экран. — В настоящий момент я делю это жилище с Брюсом и Тамми, впрочем, ты с ними уже знаком.
— Да, они клевые.
— А еще с Бентли Харрольдсом, моим старым приятелем, и Джейми Филдс, с которой… (после некоторого молчания и не глядя в мою сторону) с которой, насколько мне известно, ты знаком еще с колледжа.