Главбухша
Шрифт:
небольшие официальные зарплаты, с которых и платились налоги. Стас поначалу получал восемьсот, она — шестьсот, продавцы — по четыреста. На самом деле генеральный имел две с половиной тысячи долларов, главбух — полторы, продавцы по триста. Потом сами пенсионники, хорошо понимавшие, что все рисуют в ведомостях липовые заработки, мягко подсказали, что не стоит дразнить налоговую полицию
и хорошо бы заработную плату немного увеличить. Марта прислушалась к ним и всем повысила оклады на двести рублей.
Не найдя и на этот раз ничего серьезного — в один из дней кассиры
— Надо бы снова поднять, — застенчиво посоветовали они.
— Но год назад мы увеличили оклады на двести рублей, — удивленно вскинула брови Марта.
— Инфляция растет еще быстрее, никуда не денешься.
— И на сколько вы хотите, чтоб мы повысили?
— На триста всем!
— Может быть, пока на пятьдесят? — предложила Земская.
Инспектриса, возглавлявшая проверку, отрицательно покачала головой. Она видела, как Стас привез два ярких пакета, в которых лежало по большой коробке конфет, бутылке дорогого ликера и по коробочке французских духов (деньгами пенсионники, в отличие от пожарных и санэпидстанции, принципиально никогда не брали). Гендиректор ненавязчиво продемонстрировал содержимое пакетов, чтобы дамы оказались посговорчивее, но старшая ревизорша, молодящаяся и кокетливо поглядывающая на Ровенско-го, снова покачала головой и со вздохом добавила:
– У нас установка начальства. Сверху спускают: повысить собираемость налогов, а мы, естественно, берем под козырек.
— А вот мы этого не делаем! — поморщилась Марта.
— Почему? — не поняла инспектриса.
— У наших головных уборов нет козырька.
Марта хорошо знала, как спускаются эти установки и как они выполняются. Вместо того чтобы обходить с проверками все организации, ревизорши выбирали две-три и давили на них. С дамочками можно было сторговаться на сотне или двух, что и намеревалась сделать Земская. Противиться инспектрисам она не собиралась, понимая, что строптивцам потом житья не дадут, но и прогибаться перед наглыми пенсионниками не собиралась. Однако в разговор неожиданно вмешался Ровенский.
—Триста так триста, — согласился Стас, и обе ревизорши, как по команде заулыбались, оставалось лишь забрать подарки и удалиться.
Марта без боя никогда не сдавалась. Она даже на рынке над самыми заядлыми торговцами всегда одерживала верх.
Едва дамочки, шурша дубленками и подарочными пакетами, выпорхнули за порог, Марта разразилась грубой бранью.
— Да плевать на них, — махнул рукой Стас.
— Нет не плевать! — завелась Марта. — Сегодня покорно уступили, они завтра на четыреста попросят поднять или на пятьсот. И что тогда? Тоже возьмем под козырек?! Тогда уж лучше все сразу сдавать государству,как в эпоху продразверстки, оставляя себе на хлеб и воду!
Стас молчал, понимая, что не прав.
— Вот чего ты влез?! Я тебе сказала: принеси пакеты и ненароком покажи. Все! Дальше мое дело!Я бы договорилась с ними повысить зарплату лишь на
сто целковых! И они бы не пикнули! — она махнула рукой.
— Поехали ко мне! — помолчав, предложил он.
— Брат приехал из Киева, мне неловко, бросить его одного, он завтра уезжает, — солгала она.
— А, ну это конечно, — точно обрадовавшись, проговорил Стас. — Тогда, может быть, в конце недели?
Марта кивнула.
«Все образуется, — уговаривала она себя, — он сам понимает, что это глупость и она не стоит продолжения».
— Завтра я пришлю к тебе охрану, без нее из дома не выходи, — сказал Стас. — Я думаю, мы скоро все уладим. Надо немного потерпеть.
Вечером раздался звонок, и рычащий голос с кавказским акцентом произнес:
— Ты там не сдохла? А то мы завтра утром устроим, — и он захохотал во все горло.
Марта так грохнула трубкой, что прибежал Виталик. К счастью, телефон не пострадал. Муж несколько секунд с грустью смотрел на нее.
— Ты любишь устрицы? — спросил он. — Я получил деньги за книжку и купил две коробки, в каждой по десять штук. Есть лимоны и бутылка светлого сухого вина.
Ну как?
Она послушно кивнула.
Устрицы оказались вкусными, а глоток вина смыл прикипевшую к горлу ярость.
В восемь утра позвонили в дверь. Марта выглянула в глазок и оцепенела: перед дверью стояли два рослых кавказца. Она несколько мгновений пыталась сообразить, что ей предпринять: набрать 02, разбудить мужа, позвонить Стасу или броситься за помощью к соседям, но тут же отвергла все варианты. Мужа пришьют сразу, из соседей рядом одни бабы, милиция приедет через час, а Стас все равно не успеет. Оставалось одно: принять первый удар на себя. «Еще не родилась такая скотобаза, перед которой я бы спасовала!» — выругалась в душе Марта.
— Все мужики — сволочи! — добавила она вслух и распахнула дверь.
Два рослых кавказца, увидев зверское выражение ее лица, на минуту онемели.
— Нас прислали охранять вас, — пролепетал один из них. — Стас прислал...
Но машины налетчиков около ее подъезда в то утро не оказалось.
Через день объявился Вальтер, позвонил сказать, что готов отправить сразу две фуры. И еще сообщил, что решил вложить пару тысяч долларов. Пасмурный Стас просиял, как отмытое от пыли медное зеркало. Когда-то на Руси смотрелись в такие.
— Вальтер, ты можешь подождать два дня?—спросила Марта.
— Яволь, сударыня Марта!
— Тогда через два дня я тебе дам новые реквизиты. Гут?
— Гут-гут! — рассмеялся он.
Марта спешно занялась подставной фирмой.
Делалось это просто. Фирмы предлагали уже готовыми, с пакетом документов, с регистрацией в налоговой, со своим кодом и учредителем, Как доверительно сообщил Марте юрист, передававший документы на ИЧП, фирму зарегистрировали на одного бомжа, которому за несколько подписей и устное согласие заплатили целых пятьдесят рублей. Бедняка, наверное, купил бутылку водки, хлеба и два соленых огурца и был рад-радешенек. Директор был оформлен тоже по липовому паспорту, но от его имени действовал старый приятель Марты — Сергей. Она взяла его на три месяца, потом он уезжал сотрудником ЮНЕСКО на пять лет в Боливию, и ему надо было учить язык, а Марта пообещала его не нагружать.