Главная профессия — разведка
Шрифт:
Ещё в Монголии Павлов поделился со мной своими семейными проблемами. Он уже много лет не жил со своей женой, но так как занимал высокие посты, развестись не решался. Я видел его жену в Улан-Баторе, куда она приезжала на 5 дней — закупила всё что могла на советских базах снабжения на деньги Павлова и укатила. Я предложил Павлову написать короткое заявление в суд о разводе. Он сомневался в правильности этих действий, но всё же написал заявление. Я переслал это заявление нашим товарищам в Москву с личной просьбой передать его в соответствующий суд и, по возможности, обойтись без вызова Павлова к судье. Через 3 недели пришло сообщение, сначала мне, а потом и Сергею Павловичу, что он разведён. Перед поездкой в Бирму Павлов оформил брак с любимой женщиной и выехал в Бирму, уже будучи женатым.
В тот же период представительство помимо работы по всем направлениям министерства пыталось заниматься освещением вопросов, связанных с политикой Китая, присутствие которого под боком МНР постоянно ощущалось. Если во всей стране
Во время моего пребывания в МНР на территории страны дислоцировалось крупное советское воинское соединение, 39-я армия — более ста тысяч человек. Как я уже упоминал ранее, армия включала почти все рода войск, включая даже авиационное соединение. Тысячи танков и другая техника стояли прямо под открытым небом, не ржавея, — климат в Монголии очень сухой. Армия и её штабы капитально обустроились. Главный городок армии имел школу-десятилетку, хороший госпиталь и множество 4-этажных жилых домов. Офицеры с семьями жили только в отдельных квартирах.
Но, видимо, не бывает жизни в армии без происшествий. Случались мелкие грабежи у местного населения. А иногда — изнасилования монголок. Армейское начальство принимало все меры, чтобы «не выносить сор из избы». Армейские хозяйственники тут же задабривали и даже подкупали заинтересованных лиц, и всё заминалось. Однажды министр сообщил мне, что милицией схвачен солдат — насильник монголки, и есть заявление пострадавшей и её родственников, и что дело будет передано в суд. Через пару дней Жамсранжав сообщил, что все заявления отозваны, и что потерпевшая отказывается от своих показаний. Он добавил также, что все родные и сама потерпевшая «задарены». В условиях Монголии это недорого обходилось: одежда, проднаборы, в крайнем случае, наручные или настенные часы…
В армии имелось управление особых отделов (несколько сотен офицеров во главе с генералом). Управление формально подчинялось мне как старшему начальнику по линии КГБ, но фактически работало через своё 3-е Управление КГБ в Москве. Через два месяца после приезда в Улан-Батор я пригласил к себе в представительство начальника управления особых отделов армии. Им оказался симпатичный и умный контрразведчик, и мы быстро нашли с ним общий язык. Я ему при первой же встрече сказал, что всю информацию о чрезвычайных происшествиях в армии, особенно о ЧП, задевающих монголов, он должен сразу докладывать мне, после этого мы с ним будем решать, кто и как информирует об этом Москву, и какие меры нужно предпринимать. Если же я узнаю о ЧП от монголов, то я сразу сообщаю об этом в Центр, и не в 3-е управление, а председателю КГБ. Мой коллега всё понял, полностью согласился, и мы с ним так согласованно работали до самого вывода армии из страны.
Два характерных эпизода для тех, кто мало знаком с армейскими буднями.
На юге страны вблизи с китайской границей взрывается крупный склад армейских боеприпасов. Послу Павлову сообщают об этом из монгольского руководства. На его вопрос я подтверждаю сведения и говорю, что сообщу об этом в свою службу. Павлов решает сам сообщить об этом в Москву, так как он был проинформирован на уровне монгольского министра иностранных дел. Московский МИД размечает сообщение Павлова по высшей разметке, и она попадает к Брежневу. Брежнев лично поручает министру маршалу Соколову, что бы тот «съездил и навёл порядок» в другой стране, тем более находящейся по соседству с Китаем. Соколов взбешён. Он прилетает на своём самолёте на другой день в Улан-Батор, прямо из аэропорта приезжает в посольство и без всякого уведомления является в кабинет посла. Я как раз нахожусь у Павлова. Маршал входит и, не здороваясь, говорит: «Почему же Вы, посол, не могли сообщить мне лично о произошедшем, почему сразу Генеральному?». Павлов
Второй эпизод. Ко мне приходит однажды начальник нашей крупной геологической партии, которая вела работы на западе страны, и слёзно просит помочь, оказав влияние на командующего армией. А суть дела состояла в следующем: геологи на тяжёлых машинах везут большие грузы, а прямая дорога через реку существует только зимой, по льду, весной же и летом — объезд более 300 км. Расходы на обслуживание машин и горючее съедают все сметы. Прямо на месте зимней переправы наш танковый полк имеет в собранном виде прекрасный понтонный мост. Но командир полка категорически не хочет слышать об установке моста для геологов, так как любые работы для гражданских нужд запрещены специальным приказом. Для геологов этот мост — огромная экономия. Звоню командующему армией (это молодой генерал-лейтенант, танкист, я с ним, конечно, знаком, но особых дружеских отношений нет), объясняю ситуацию, подчёркиваю, что прошу не для себя, только для пользы Родины… Генерал-лейтенант просит сутки на размышление, ссылаясь на запрещающие приказы, но говорит об этом в лояльном тоне. На следующий день он сам мне позвонил и сообщил, что отдал соответствующий приказ, но, шутя, добавил, что в случае чего будет ссылаться на указание КГБ. Благодарности геологов не было границ.
Где-то осенью 1983 года я был приглашён на учения авиационных частей Сибирского военного округа. В учениях принимали участие авиационные части армии, находившиеся в Монголии. Учения обещали быть интересными, так как планировалось проведение показательного бомбометания по наземным, специально подготовленным целям. Полигон был расположен километрах в 250 на восток от Улан-Батора, за рекой Керулен, в малонаселённой степной местности. Посередине бесконечной степи (если у неё есть середина) была построена кирпичная башня высотой в три этажа. На самом её верху, на плоской крыше, поместили площадку для наблюдения. Из приглашённых гостей были только мы с послом Павловым. Командовал учениями начальник авиации округа. Он восседал на площадке за столом в окружении своих штабных офицеров. Нам показали цели. С одной стороны, метрах в 500–700 стояла колонна грузовых автомобилей, старых, конечно, видимо, списанных. Далее виднелось несколько небольших строений. Второй полигон был с другой стороны башни, там находился какой-то барак и несколько больших автомашин. Бомбометание по первой группе целей намечалось ровно в 12.30. Оставалось пять-семь минут до объявленного времени, как вдруг все увидели сначала в бинокли, а потом уже и невооружённым глазом, что к назначенной к уничтожению через несколько минут группе целей приближается довольно большой табун лошадей, позади которого мелкой рысцой движутся три всадника. Едут бок о бок, как любят монголы. Среди офицеров произошло лёгкое замешательство, как нам показалось, и, наконец, прозвучал вопрос: «Что это значит?». На площадке перед столом, как из-под земли, появился невысокий коренастый полковник. Он явно запыхался, так как, казалось, просто взлетел на третий этаж башни. Он громко доложил: «Товарищ генерал! Все в радиусе пятнадцати километров предупреждены под расписку». «И куда мы будем эту расписку засовывать?» — отреагировал генерал и тут же взял в руки трубку, как оказалось, от рации и начал связываться с командиром эскадрильи штурмовиков, которые уже были на подлёте. Генерал сам отдал в трубку приказ о перенесении очерёдности бомбардирования объектов. Сработано было так чётко, что могло показаться, что вся сцена была отрепетирована много раз.
Через три-четыре минуты с рёвом пронеслась первая пара самолётов (они шли парами), за ней — вторая, следом — третья. Один за другим самолёты пикировали над цепями второго полигона, бомбы рвались прямо у нас на глазах, строения и машины разлетались в щепки. Вся группа бомбардировщиков на вираже ушла в небо, и тут же появилась вторая такая же группа штурмовиков, и действо на втором полигоне повторилось. Считаные минуты — и рёв стих. Мы с Сергеем Павловичем сочли нужным зааплодировать. Все остальные не сводили глаз с генерала. Наконец, он улыбнулся, и тут наступила разрядка: все заговорили, обсуждая увиденное. Впечатления были потрясающими. Оценки должны были быть высокими, судя по разбитым целям. Однако полковника с его «распиской», очевидно, ждал хороший нагоняй. После «обеда в поле» с командующим мы отправились в обратный путь по степным дорогам. Долго ещё обсуждали увиденное, повторяя: «Могут же, когда захотят!».
За время моего пребывания в Монголии два-три раза возникали вспышки чумы. Хорошо, что очаги были в стороне от крупных населённых пунктов. По международным правилам, в очагах возникновения этой страшной болезни объявляется карантин. В МНР при возникновении чумы работу вели наши врачи. При обнаружении очага болезни по их требованию министерство общественной безопасности с помощью милиции и армии быстро организовывало строгий карантин.
Министр информировал меня, а я сообщал об очаге чумы в Центр. Характерно, что информация докладывалась в Москве в Политбюро.