Главная роль 3
Шрифт:
Общаясь с остальными азиатами — в том числе посланником Сиама, который в свете отношений с Рамой почти друг — я думал об англичанах. Грубо в эти времена работают, как оказалось — даже Фэна Зихао, который в Петербург приедет уже завтра, не заметили. Казалось бы, какой простор — «русского наследника контролирует китайский маг и гипнотизер». На Фэна Зихао можно валить и «мои» открытия — будет смотреться гораздо стройнее, чем вот эта вот жесть в желтых английских газетенках. Или они по принципу «чем наглее ложь, тем больше вероятность, что в нее поверят» действуют? Будем следить — однажды фигуру китайского учителя
После «дипломатического» сегмента приема у меня по регламенту свободное время. Тратил я его уже привычно — потанцевав с согласия мужей с парочкой относительно молодых дам: положение рук и дистанцию старательно контролируем, чтобы не создавать вредных слухов. После этого потанцевал с пятком дам пожилых, и, сославшись на усталость, обосновался в углу с наибольшей концентрацией бриллиантов, пудры и морщин, оставшись там до конца приема: чем старше и знатнее условная графиня, тем больше она может поведать об окружающем мире, потому что сплетничать — их любимый досуг. Не даром же «Война и мир» начинается с салона Анны Павловны Шерер — пренебрегать этим ресурсом не следует, и я дал предварительное согласие на посещение парочки этих самых «салонов». Дату согласуем позже — все понимают, что я в столицу вернулся недавно и вообще занят.
В жилую часть дворца мы возвращались вдвоем с Императрицей. Комплиментов на тему «ты хорошо держался» из ее уст не было — привыкла, что «держусь» я в любой ситуации, а значит можно поговорить о более конструктивных вещах:
— Ты слишком демонстративно заигрываешь с Германией.
— Мама, если я скажу вам, что одним из итогов моего большого плана станет возвращение Дании коренных территорий и гарантия ее независимости, вы мне поможете? — выкатил я козырь.
В этот момент мы переходили с одной ковровой дорожки на другую, и мама от неожиданности зацепилась за кромку туфелькой. Я аккуратно ее придержал, и Императрица изобразила оскорбленную невинность:
— Причем здесь Дания? Я — русская Императрица, и забочусь только о благе России!
Выпутавшись из моих рук, она нервно одернула платье.
— Тогда у нас вообще нет проблем, — с широкой улыбкой развел я руками. — Идем к батюшке — мне нужны полномочия и его одобрение. Он ведь давно пришел в себя?
Императрица стыдливо отвела глаза. Да, сотрясение, перелом и лауданум, но я не верю, что этот комплект «отключил» Императора на три дня так, что он не может уделить мне жалкие три-четыре часика.
— Мама, — грустно вздохнул я и направился к императорским покоям. — Мы не в благословенном восемнадцатом веке живем. Мы — на пороге века двадцатого. Более того — мы живем на пороховой бочке! Разве слова Победоносцева о том, что Россия — «это ледяная пустошь, по которой бродит лихой человек» для тебя пустой звук? Мы стоим на пороге самой настоящей революции. Мы стоим на пороге Большой войны. Единственный способ сохранить и Россию, и наши с вами жизни и положение — работать на опережение… Вы идете? — остановившись, испытующе посмотрел на Дагмару.
Горько вздохнув — не отстает вредный сын — она кивнула и пошла за мной. Я продолжил:
— Революция
Императрица дернулась и побледнела:
— Не смей! Да, он бывает невыносим, но, если ты отправишь его в отставку, а тем более — арестуешь, от тебя отвернутся все родственники!
— Он же русского цесаревича прилюдно унизить пытался, — мягко ответил я с доброй улыбкой. — Петр Великий бы за это минимум вырвал ему пару «больных» зубов. И смотрите, мама, как интересно получается — простой адмирал при всех показывает, что непосредственного начальника он в грош не ставит. Армия — это дисциплина, и такие вот демарши ее портят, вплоть до отказа подчиняться приказам.
— Ты — не Петр! — услышала Дагмара только то, что ей было интересно.
— Конечно не Петр, — согласился я. — Я — гораздо хуже, потому что не скован еще феодальной классовой солидарностью к нашим врагам. Ну-ка, братец, отворяй, — велел стоящему перед дверями в апартаменты Императора слуге.
Тот покосился на Императрицу, получил подтверждение и открыл. Минуя комнаты, я задал маме очень неудобный вопрос:
— Почему цесаревич должен бояться алкаша, ворюгу и прелюбодея? И почему вы, мама, будучи Императрицей, так трясетесь от моего желания навести в стране порядок?
Закаменев лицом, Дагмара для разнообразия ответила честно:
— Потому что я не хочу потерять тебя.
— Видите как интересно получается, — развел я руками. — Враги-то мои, оказывается, не за границей и не на каторге, а прямо здесь, во дворце. Так ведь быть не должно.
— Так было, есть и будет, — нахмурилась Мария Федоровна. — И они — не враги, а твоя опора!
— Пока я позволяю им воровать, предаваться порокам и не лезу в их игры с лягушатниками? — поднял я на нее бровь.
— Да! — не выдержала она и неожиданно покраснела.
— Называть вещи своими именами не стыдно, — с улыбкой утешил ее я. — Стыдно этого не делать. Высокородный подонок, который захочет меня придушить за то, что я всего лишь попытаюсь его заставить честно работать, «опорой» не является — это самый настоящий враг. И прошу вас, мама, не нужно оперировать «остальными Романовыми» — Владимир Александрович, например, выглядел очень довольными моими оплеухами милому дядюшке. Если родной брат нашего Лёшку недолюбливает, чего говорить об остальных?