Главная роль
Шрифт:
Открыв ящик стола, я вынул оттуда бумагу, чернильницу и металлическое перо:
– Показывай каллиграфический почерк.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! – матрос пододвинул себе принадлежности, открыл чернильницу. – Что-с писать?
– Пиши имена тех, кто твоего батю разорял. И про главу городского пиши.
– Слушаюсь, – обрадовался он еще сильнее и взялся за дело.
Что ж, не врал – почерк действительно хорош, купеческий батя на образование сына денег не пожалел. Когда Кирил закончил, я проверил как смог и не нашел ошибок – отличается письменность, но я реформу типа большевистской в свое время проведу: язык давно пора
– Годится, – решил я. – Вот что, Кирил, в матросах с каллиграфическим почерком и образованием тебе делать нечего. До окончания путешествия будешь при мне, писарем.
– Рад служить, Ваше Императорское Высочество! – подскочив, проорал он.
– Садись, – снова усадил его я. – Я не закончил.
– Виноват, Ваше Императорское Высочество!
Открыв другой ящик, я достал толстую тетрадку – Андреич каталог колониальных товаров, как и обещал, раздобыл.
– Ознакомься, – подвинул тетрадь Кирилу.
– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество.
Матрос принялся листать каталог, шевеля губами и почесывая в затылке – не от неграмотности или тупости, а наоборот – демонстрируя бурление мысли. Страница, другая, третья…
– Что думаешь? – спросил я.
– Такой журнал многих денег стоит, Ваше Императорское Высочество, – не удивил он.
С тетрадкой эффективно торговать любой дурак сможет, и монетизация такой информации – дело обычное.
– Мир не стоит на месте, и там, где всего полвека назад доминировали чайные клипперы, мы теперь имеем пароходы, железные дороги и Суэцкий канал, – поведал я хроноаборигену о мире, в котором он жил всю жизнь. – Чай возить выгодно, но возить придется пароходами. Этот рынок давно поделен и освоен.
– Вот и я этим дурням так и говорил, Ваше Императорское…
– «Императорское» опускай, – велел я.
Время тратится.
– Слушаюсь, Ваше Высочество, – покивал он. – Ну, не то чтобы прямо как вы говорил – будто по писаному, попроще… Они ж как думали? – он оживился и принялся объяснять схему. – Специй да чаю купить, по чемоданам да карманам рассовать, и в Петербурге продать. Слышали звон, да не знают, где он.
– Рупь-другой на этом сделают, – заметил я.
– И пять сделают, – подтвердил Кирил. – Но это ж не торговля, а слезы, Ваше Высочество. А здесь вот, – он вернулся на страницу два. – Интереснее: шкатулки баньяновые, ремесленные. В Индии от тридцати копеек идут, а у нас – по восемь рублей. Благородное сословие их любит, да и купечество, кто побогаче. Если привезти много, можно рублей по шесть ставить – тогда и те, кто похуже живет покупать станут, показать, что тоже не лыком шиты. Если много брать, то индийцы и копеек за двадцать пять уступят, – и, довольный собой, он приосанился и важно заметил. – Это уже торговля получится, – опомнившись, смущенно отвел взгляд. – Виноват, Ваше Высочество – вам дела купеческие…
– Помогают убить скуку, – помог я. – Давай так – писарских дел у тебя будет немного. Тетрадку эту береги как зеницу ока да изучай. Двадцать пять тысяч рублей личных средств тебе в распоряжение даю.
Баньян – это хорошо, потому что он священное дерево с хорошей энергетикой. Православная Российская Империя в эти времена переживает эпидемию оккультизма, и приписочка про энергии будет полезна.
Глаза Кирила полезли на лоб от удивления.
– На эти двадцать пять тысяч купишь то, что можно с хорошим прибытком продать у нас. Шкатулок на все не надо – проявляй
– А…
– Документ купеческий тебе сделаем, – продолжил я. – С местными помогу – попрошу англичанина проследить, чтобы не обманули. Перевозка – на мне, повезут в Петербург под видом моих личных покупок.
Логистика за счет государственного бюджета.
– А…
– Справишься, или мне на месте купца найти? – спросил я.
– Справлюсь, Ваше Императорское Высочество, как есть справлюсь! – подскочив, вытянулся он.
– Просто «высочество», – снова поправил я. – Садись, слушай. На берег с тобой тройка моих казаков пойдет и лакей Карл, – продолжил я. – Ты, Кирил, парень разумный, и точно с моими деньгами пытаться сбегать не будешь.
– Господь наш свидетель, – перекрестился он на иконы в «красном углу» – Ни в жизнь не предам, Ваше Высочество! Только… – замялся.
– Только? – подбодрил я его.
– Только тридцать пять из двадцати пяти – это же… Не гневите Господа нашего! Не можу я, – заявил он. – Я из двадцати пяти, да с бесплатною перевозкою…. Да я ж больше сотни сделаю! А вам, Ваше Высочество, жалкие-с тридцать пять? Не по-божески это. Не можу я.
– Ты торгуешься не в ту сторону, – заметил я.
– Так это только с вами, Ваше Высочество! – улыбнулся он.
– Значит будет у тебя состояние, – пожал я плечами. – Я не ростовщик, денег в рост не даю. Я – пайщик.
– С вами в паи кто хошь войдет-с, – не считал себя Кирил достойным.
– Это правда, – покивал я. – Но тебе-то до этого какое дело?
– Никакого, Ваше Высочество! – заверил он.
– Про дела наши трепаться не надо, – продолжил я инструктаж. – Спросят – писарь и писарь.
– Все равно узнают-с, Ваше Высочество, – проявил он рациональный взгляд на вещи.
– Узнают, но нам-то что? – ухмыльнулся я.
– Вам виднее, Ваше Высочество, – правильно решил он.
Позвав Андреича, я представил ему нового писаря и велел положить жалование в сто рублей в месяц. Старик скривился, демонстративно повздыхал, но перечить не стал и взялся за дело. Прежде всего Кирила пришлось уволить из матросов – это было просто. Второе – найти ему новое жилье. Тоже не сложно: лакея у меня три, а каюта у них на четверых. Сам Андреич живет отдельно, в каюте камердинеров. Будь я нищим, камердинер бы спал на полу у дверей, как преданный пес – не обязательно конкретно Андреич, это у них цеховая гордость такая. Третье – справить гардероб, потому что мой писарь ходить в матросской форме не может. Здесь пригодился гардеробщик Федор, который отыскал в моих вещах нормальный костюм, который пришлось немного нарастить, чтобы Кирил в него влез. По прибытии в Индию Федор закажет у портных запасные комплекты – мерки он снял.
Купеческий сын от процедуры и уважительного обращения выпал в осадок и моментально начал смотреть на бывших коллег как на дерьмо. Чист, дорого одет, отмечен принцем, опоен такими перспективами, что его отцу и не снились – самое настоящее перерождение!
Глава 4
Оторвав голову от подушки, я зевнул, потер лицо – надо бы побриться и подравнять так идущие моему красивому лицу щегольские усики – и сел в кровати. Рефлексы подталкивали встать и идти в уборную, но это – рудименты, мне теперь нифига самому делать не придется до конца моих дней, который наступит, я надеюсь, очень нескоро: