Главные роли
Шрифт:
Попросила о встрече Мишиного шефа. Решила играть открыто, правда, нервничала будь здоров. Рассказала ему, звали его Юрий Андреевич, про зарвавшегося, наглого блядуна-зятя, которому она, Марина, сделала, собственно, всю жизнь. А он, сволочь, не смог оценить и живет в свое удовольствие, не думая ни минуты ни о жене, ни о дочке.
– Что же ты от меня хочешь? – удивился Юрий Андреевич. Искренне так удивился. – Парткомов сейчас, если ты помнишь, нет, – напомнил он Марине.
– Я хочу, чтобы ты его съел. И выгнал с позором.
– На основании чего? – еще больше удивился он. – Он прекрасный работник,
Марина молча курила, глядя в пол и покачиваясь в мягком вращающемся кресле. А потом подняла глаза и, глядя на Мишиного шефа в упор, медленно и тихо произнесла:
– Я помню, Юра, что Георгий оказал тебе однажды услугу. Серьезную, как я понимаю. И ты, наверное, про это не забыл? – Она вздохнула и поломала в пепельнице окурок. – Так вот, не нужно вдаваться в подробности – это мое личное дело. А твое – исполнить мою просьбу. Не так много, верно? А дальше я сама разберусь. Не маленькая. – Сказав все это, она широко улыбнулась и откинулась в кресле. – Ну придумай, Юрочка! – заговорила она умильным голосом. – Ну подлог какой-то в документах, ошибку маленькую, но вполне достаточную для твоего большого разочарования в Михаиле Светлове. А хорошего менеджера я тебе доставлю в лучшем виде. От себя оторву, а к тебе приведу. Ничего не потеряешь. Ты мне веришь? – лучезарно улыбалась Марина.
Юрий Андреевич долго и молча разглядывал золотую паркеровскую ручку, а потом тяжело вздохнул и сказал:
– Ладно, Мариш, что-нибудь придумаю. – И добавил: – Поклон Георгию!
– Обя-за-тель-но! – по складам ответила Марина. А у двери обернулась: – Спасибо, Юрочка. Я твой должник.
Юрий Андреевич молча махнул рукой.
Мишу уволили через десять дней. По статье «халатность». Причина – из его кабинета исчезли ну очень важные документы. Шеф объяснился с ним коротко:
– Теперь мне будет сложно вам доверять.
Пункт номер один был выполнен. Пусть попробует устроиться в приличную фирму со статьей о халатности! И кому он нужен без денег и положения! Следующим пунктом Марина взялась за блондинку. Сначала так, по мелочи – налоговая, санэпидстанция, пожарный надзор. Трясли ее как грушу пару месяцев. Побледнела, похудела – тут не до любви. А потом и вовсе подкатили серьезные ребята и внятно объяснили, что заинтересованы в данном помещении, ну просто позарез нужны им эти 60 квадратных метров у метро «Октябрьское поле». Так что бизнес девочке придется продать. Скажи спасибо, что сроку даем месяц. А будешь капризничать – уйдешь сегодня в чем была. С нами не спорят и не ссорятся. С нами вежливо соглашаются. Через месяц она подписала все документы. А еще через неделю снялась из квартиры и вместе с ребенком укатила к родителям в Чебоксары. Зализывать раны – перепуганная до смерти. Теперь при слове «бизнес» и «Москва» ее начинало трясти.
А вот зять Миша пребывал в глубокой депрессии. Ну никак он не мог понять, как из его личного сейфа исчезли те самые злополучные документы. Две недели он сидел молча, уставившись в одну точку, а потом сильно запил.
Ничего, думала Марина. Все по сценарию. Блондинка – в Чебоксарах, прибитая и раздавленная, будет знать, как чужих мужей уводить. Про себя она в этот момент не думала. Да и кто же себя возьмется судить? Мы – хорошие, мы – другие. Мы не со зла, просто так жизнь повернула. Зятьку тоже на пользу, пусть очухается без копейки в кармане. Это даже полезно, что его так тряхануло. А то память короткая, забыл, кому всем обязан. Ничего, оклемается и на работу пристроится. Зато будет знать свое место. Наташка, правда, ходила бледная, замученная, с воспаленными глазами, рассеянная больше обычного. «Переживает за этого гада! – думала Марина. – Не беда, все устаканится. И заживут они, как прежде, спокойно и счастливо. Тьфу-тьфу, не сглазить».
Стоял необычайно теплый октябрь, поехали на дачу – на последние шашлыки. Марина раскладывала на тарелке зелень и следила за Машкой – та возилась в песочнице. Миша жарил на мангале мясо. Наташка с книжкой лежала в гамаке. Вдруг она вскочила и бросилась к кустам у забора. Марина слетела по ступенькам за ней. Наташку выворачивало наизнанку.
– Залетела! – ужаснулась Марина.
Потом, когда дочь умылась, она уложила ее в комнате на тахту, прикрыла теплым пледом и принесла горячего чаю с лимоном.
«Вот и славно! – подумала Марина. – Теперь он точно никуда не денется, все-таки двое детей. Черт с ним, надо помочь этому дураку с работой, а то совсем присосется к бутылке и безделью».
– Будешь рожать? – ласково спросила у дочери Марина.
Наташка всхлипнула и кивнула.
– Вот и славно, вот и хорошо, – приговаривала Марина, гладя бледную дочь по голове.
– Нет, мам, нехорошо, – помолчав, тихо сказала Наташка.
– Да ладно, все утрясется, и Миша устроится, и будет в доме лад и покой, – убаюкивала дочь Марина.
– Нет, мам, не утрясется. Потому, что все не так, мам. Все гораздо хуже. Ты даже себе представить не можешь, как все ужасно. – Наташка отвернулась к стене и горько заплакала.
Господи – у Марины остановилось сердце.
– Что ты, доченька, что же тут страшного? Ну, у всех бывает – поссорились-помирились, проблемы, трудности, со всем справимся. Мне-то ты веришь? – горячо шептала Марина.
– Ох, мама, что я наделала! – Наташка села на кровати и схватила Маринину руку.
– Все не так, мам! Я влюбилась! Понимаешь? И от Миши я ухожу. И ребенок этот не от него, а от другого человека. Я дрянь, да, мам! Ох, какая же я дрянь!
– Ты что? С ума сошла, какого человека? – не поняла ошарашенная Марина. – А Миша знает? Что ты такое несешь, Наташка? – Марина не могла прийти в себя.
– Да, мам, я сошла с ума. По-другому и не скажешь. Я полюбила, мам, первый раз полюбила, понимаешь? А мне уже тридцать лет. И это так в первый раз, понимаешь? С Мишей у нас, ну, ты же знаешь, мы были как брат с сестрой, как родственники, что ли. А здесь все по-другому, я и не знала, что такое бывает. Может, я и гадина последняя, но поделать с собой, мам, я ничего не могу. – Наташка замолчала, и Марина почувствовала, какие у дочери ледяные руки.