Главные роли
Шрифт:
Наташка позвонила Любочке, и на похороны они приехала вместе с Мишей. Особняком стоял поникший, моментально потерявший весь свой лоск Гера, Наташку держал под локоть Аркадий – светило ненадежное мартовское солнце, и было очень скользко.
Хоронили Марину в Прощеное воскресенье. Опять случайность? Просто так совпало. Хотя, наверное, прощение ей было нужнее всего. Хотя бы после жизни.
То, что имеет значение
В поезд взяли с собой дежурный набор советского пассажира: жареную курицу, десяток яиц, сваренных вкрутую, помидоры и огурцы, предварительно вымытые дома, кулек карамелек и плюшки с корицей, испеченные заботливой маминой рукой. Настроение было – лучше не бывает. Еще бы: они ехали на море. На целых две недели, даже нет, почти на три – полных восемнадцать таких многообещающих дней. Итак, впереди были море, мелкий белый песок, южные фрукты, молодое вино, а главное – любовь и свобода. Ведь они были тогда еще так молоды. И счастливы. Бесспорно, счастливы. Позади оставалась неуютная комната в старой коммуналке на Соколе, доставшаяся в наследство от бабушки, защита институтских дипломов, нудная и однообразная до тошноты работа по распределению и дождливое и холодное
Впереди была поездка на поезде длиною в сутки, которую они воспринимали, конечно же, как путешествие. Сложилось удачно и с попутчиками. Молодая пара ровесников, тоже молодоженов. Ужинали уже вместе, накрыв один общий стол, где оказались две одинаковые курицы и мамины пирожки с капустой. У новых знакомых была припасена бутылка белого сухого вина. Было шумно, весело и сладко от предвкушения грядущего. По приезде решили снимать жилище вместе – так веселее. К ночи почувствовали себя старыми знакомыми – Олюня, Лерочка, Игорек, Вадюша. Полночи бегали курить в тамбур, заснули под утро, а разбудил восхитительный запах свежего кофе. Кофе заварила новая знакомая – Лера, засыпав в узкий металлический термос мелко намолотую дома арабику. Два раза пили кофе с пирожками, глазели в окно, выходили на полустанках покупать уже южные дары природы – вишню, абрикосы, горячую картошку, пересыпанную укропом, малосольные огурцы и теплое светлое пиво в бутылках. В купе было невыносимо душно – окно, конечно же, не открывалось, и они занавесили мутное раскаленное стекло мокрой простыней. Знали друг о друге уже практически все – молодые женщины непрерывно болтали, а их более сдержанные мужья занялись своими делами. Лерочкин Игорь уснул, а Вадим читал толстенный старый и любимый английский детектив. К вечеру прибыли на место. На перроне на них накинулась стая бойких теток, наперебой расхваливающих свое жилье, и они, немного растерявшись, отправились за одной из них, клятвенно уверявшей, что садик у нее зеленый и тенистый, улица тихая, до моря рукой подать, да и от вокзала всего ерунда – какие-то пятнадцать минут. Шли с остановками около часа – какие уж там пятнадцать минут. Мужчины тащили тяжелые чемоданы и чертыхались, а их молодые жены укоряли хитрую бабульку. А дом, увитый плющом и виноградом, и вправду оказался хорош – на тихой мощеной улочке в пирамидальных тополях по обе стороны, сильно разросшийся буйный южный сад с абрикосовыми деревьями, в котором стояли крепкий, потемневший от времени деревянный стол и врытые в землю скамейки с высокими спинками. Сняли две комнаты и одну общую кухню.
Бросив вещи и наспех переодевшись в купальники и плавки, поспешили на море. Раннее южное апельсиновое солнце уже почти истаяло на горизонте, но море было еще совсем теплым. По уже остывающему песку все бросились в воду. Ольга замерла, застыла, ощутив какую-то непонятную и тревожную грусть. Она села на сыроватый песок и пропустила чуть влажную пригоршню через пальцы. Море было прекрасно – ровное, гладкое, уверенное, бархатно-синее, – оно успокаивало и будоражило одновременно. Ольга сбросила с себя это странное наваждение и побежала к воде. Окунуться, скорее, скорее, какое блаженство, вот он, рай на земле. Как упоительна жизнь! Она закрыла глаза и медленно поплыла вперед. Вечером нажарили картошки, порезали в глубокую миску розовые неровные помидоры и красный, сладкий лук – принесла хозяйка. Выпили вина, и потянулся долгий разговор с редкими всплесками смеха. Почему-то она долго не могла уснуть, а муж спал рядом крепко, посапывая и покрякивая, ей стало смешно, и она с трудом перевернула его на бок. Он не проснулся. Рано утром разбудила Лера, тоненько пропев под их дверью: «Вставай, страна огромная!» Ольга нехотя поднялась. Умывалась во дворе у рукомойника. Дисциплинированная Лера уже заварила чай. Хозяйка баба Вера принесла десяток свежих, еще теплых, из-под курицы, яиц и опять свои гигантские помидоры – каждый с голову младенца. Игорь сказал, что эти помидоры резать нельзя, а нужно крупно ломать, и, действительно, на изломе они засеребрились крупитчатой, сочной, почти мясной, мякотью.
На пляже оказалось народу тьма, не протолкнешься. С трудом нашли место, чтобы расстелить четыре полотенца. Море уже не было таким спокойным – на берег накатывали мутноватые, с грязно-белыми гребешками волны. У берега в воде копошились мамаши с детьми.
– Поплыли? – предложила Ольга.
Лера кувыркалась у берега – плавала она плохо. Игорь с Вадимом бросились брассом – наперегонки. Ольга отстала от них и плыла медленно и спокойно, переворачиваясь на спину и подставляя бледное лицо солнцу.
– Сгоришь! – крикнул ей муж.
Она махнула рукой. К полудню Лера разволновалась и уговаривала всех уйти с пляжа. Солнце стало и вправду беспощадным. К часу, совсем разморенные, все нехотя поднялись. Отправились на базар, купили мелкую розовую картошку, вяленую рыбу и маленькие круглые ароматные тугие дыни. Высохший до черноты от солнца и старости дедок продал им трехлитровую банку молодого рубинового домашнего вина. Обедали в саду, восторженно нахваливая все-все, ибо это все казалось им совершенно чудесным и необыкновенным. Молодое вино ударило в голову и почти обезножило их, и они еле добрели до кроватей и упали в глубокий, безмятежный молодой сон. Вечером, отоспавшись, опять пошли к морю. Солнце зашло, и в воде было довольно прохладно, а выходить и вовсе зябко. Они растерлись полотенцами, переоделись и пошли в город. В летнем кинотеатрике – маленький экран, шаткие скамейки – обнаружился любимый всеми фильм – старая добрая французская комедия с Луи де Фюнесом. Вечером долго пили чай с хозяйкиным вишневым вареньем и опять бесконечно трепались. В общем, жизнь прекрасна! И потекли размеренные, похожие друг на друга, как близнецы, дни. Пляжная жизнь по утрам, киношка или незамысловатая карточная игра по вечерам, холодное вино, крепкий сон в душной комнате и, конечно, любовь двух молодых и крепких тел. Дружно хихикали под простыней, слушая понятные шумы и шорохи у соседей. К концу второй недели Ольга начала раздражаться на аккуратистку Леру, называя ее пионервожатой. Сама бы она с удовольствием не мыла посуду сразу после обеда, а отложила бы это занятие до прохладного вечера, ни за что бы не пошла в краеведческий музей, навязанный неутомимой Лерой, да и вообще и утром спала бы подольше, если бы не побудка. В общем, Ольга начала капризничать. Шепотом Вадим ее уговаривал не создавать конфликта, не ломать так чудесно сложившуюся компанию, идти на небольшие компромиссы, чтобы не рушить их покой и избегать неловких ситуаций. Она понимала, конечно, что он прав, но вредная женская сущность брала верх. А потом случилась и вовсе странная история, поступок, который она не могла объяснить даже себе всю дальнейшую ее жизнь, как ни пыталась, ни мучилась, загоняя себя в угол и виной, и раскаянием. Пока однажды, спустя довольно много лет, просто не приказала себе крепко-накрепко и навсегда об этом забыть, категорически забыть, не вспоминать и не думать. В общем, что было, то было, как говорится, закат заалел. У кого же в жизни не было пусть не позора, а хотя бы стыда за содеянное?
Тогда, в тот отпуск, одновременно расклеились и вышли из строя и случайная подружка Лера, и собственный муж Вадим. У Леры случился обычный женский ежемесячный недуг, а Вадим мучился животом – расплата за чрезмерную страсть к недозрелым абрикосам. В тот день Ольга и Игорь отправились на море одни. По дороге он предложил Ольге поехать на косу, дикий пляж, всего-то полчаса автобусом. Трястись в старом, раздолбанном автобусе не хотелось, но она соблазнилась лиманом – лечебными естественными грязями, после которых, по рассказам, кожа становилась волшебной, шелковой мягкости и свежести. Минут сорок ехали они в душном автобусе по пыльной пустой дороге, мимо полей со степным ковылем и сиреневатыми кустами кемерника, вдоль высохших камышей по краям остро пахнувших сероводородом черных лиманов, мимо редких рыбачьих хижин. Начиналась узкая полоса дикого пляжа. Они сошли на конечной остановке с соответствующим названием – Дальняя коса. И увидели абсолютно пустынный берег с мелким белоснежным, почти седым, песком, небольшими островками осоки и низко стелющимися кустиками колючек. Справа было бесконечное жемчужное море, а слева узкая полоса лимана, сверкающего на солнце жирной, черной, масленой грязью. Сначала они бросились в море, смывая с себя пот и усталость, а уж после перешли дорогу и, смеясь, стали обмазывать друг друга крупными пригоршнями горячей лиманной грязи. На жарком полуденном солнце грязь быстро высыхала и серела и больно стягивала кожу. Тогда они побежали опять к воде, пытаясь оттереть застывшую плотную корку. Почему-то было страшно весело и смешно. Вдруг Игорь прижал ее к себе крепко-крепко. Ольга растерялась, и у нее перехватило дыхание. Потом он взял ее лицо в свои ладони, внимательно посмотрел ей в глаза и поцеловал в губы – долгим и очень умелым поцелуем. Они вышли из воды и, не говоря друг другу ни слова, взявшись за руки, побежали по раскаленному песку на берег, ровно до ближайшего чахлого, но все-таки дающего какую-то иллюзию защищенности кустарника. Все случившееся было быстро, остро и горячо. Игорь отпрянул от нее, поднялся, стряхнул песок и закурил, безмятежно глядя в ясное и яркое небо.
– Глупость какая-то, – пробормотала Ольга, поднимаясь с песка.
– Ни о чем не жалей, – дружески посоветовал Игорь.
Ольга не ответила и пошла вдоль берега. Это, наверное, и называется страсть, а вообще-то, конечно, полное безумие. Точно то, что делать этого явно не следовало. На душе гадость какая-то. Раскаяние, стыд перед мужем и новоявленной подружкой? Да нет, так, сожаление, невнятное беспокойство и ощущение бездарности происшедшего. Какие-то дурацкие терзания, так несвойственные ей. Она довольно долго шла по береговой полосе, потом остановилась, оглянулась и повернула назад. Видеть Игоря ей не хотелось, но было довольно глупо возвращаться домой поодиночке. Ольга вернулась и увидела, что Игорь спит, накрыв голову майкой. Она дотронулась до его плеча и, усмехнувшись, сказала:
– Поехали, время.
Он нехотя поднялся и стал натягивать шорты. До самого дома они не проронили ни слова. В автобусе Ольга села одна. У самого дома коротко и жестко она сказала:
– Забыли, ничего не было.
Он равнодушно кивнул и пожал плечом. Хлопотливая Лера уже успела поволноваться – охала, кудахтала и накрывала на стол. За обедом Игорь был весел, аппетит у него был отменный, и он обстоятельно и подробно рассказывал про поездку на Дальнюю косу, дикий пляж и лиман. Ольга молчала и вяло что-то клевала. Вадим спал и к обеду не вышел. Ольга заварила ему крепкий чай и зашла в комнату.
– Как провели день? – поинтересовался он. – Скучно вдвоем не было?
– Не скучали, – бросила Ольга и легла на кровать. Она отвернулась, а Вадим подошел и накрыл ее простыней. «Господи, какая же я тварь!» – пронеслось в голове, и гулко застучало в виске. Лера и Игорь уезжали через два дня, Ольга и Вадим – тремя днями позже. Оставшиеся два дня прошли как обычно, только явно сильнее проступало общее раздражение – все уже устали друг от друга. Вадим пошел провожать их на вокзал – ящик груш, дыни, помидоры. Ольга простилась с приятелями дома. Обменялись телефонами, клятвенно заверив друг друга в вечной дружбе и желании плотно, семьями, общаться в Москве. Как гора с плеч, Боже, какое счастье, они остались одни! Вадим наивно удивился.
– А что, они тебя так утомили? Вроде весело было.
– Веселее не бывает, – буркнула Ольга и в ответ на недоумение мужа раздраженно сказала: – Да надоел этот колхоз с построением, эта активистка с ее обедами, тебе-то что, все нипочем, а мне – хочешь не хочешь. – Она расплакалась злыми слезами.
Вадим вздохнул и покачал головой. Бабы, поймешь их! Может, приревновала меня к этой Лерке? Черт их разберет.
В Москву – не удержались – купили маленькие желтые, пахнувшие солнцем дыни и связку вяленой тараньки – к пиву.