Главный приз

Волчок Ирина

— Точно! — обрадовалась Катерина. — Алан, ну как?

— У Христа и тринадцатый апостол был, — напомнил Виктор, улыбаясь во весь рот и неотрывно глядя на Юлию.

— Правда! — обрадовалась Юлия. — Я забыла. Тринадцатую тысячу — мне, в качестве комиссионных. За хороший совет… достойный тринадцатого апостола.

Алан захохотал гулким пугающим басом. Катерина даже взвизгнула от восторга и закричала, что она согласна отдавать за такие советы тринадцатую часть денег, полученных от мужа, если, конечно, такие советы приведут к тому, что муж действительно будет давать ей по тринадцать тысяч сразу… Юлия что-то говорила, смеялась, чистила персик, пила вино… Виктор, уже не вслушиваясь в разговор, жадно следил за каждым ее движением,

за каждым выражением оживленного лица, за блеском в глазах — золотой ободок вокруг зрачка теперь был очень заметен, и в нем что-то мелькало, вспыхивало, гасло, исчезало и на миг появлялось снова… Где ж он ее видел? И это румяное смеющееся лицо, и этот по-детски пристальный взгляд, а главное — эти движения, плавные, быстрые и точные, неуловимо переливающиеся друг в друга, сменяющие друг друга в завораживающем ритме ленивого пламени. Ю-ли-я. Ей очень идет ее имя. Даже Алан это понял. То все называл ее Джулия, а теперь выговаривает: Ю-у-ули-а. А Катька зовет ее Юлей. Глупая Катька. А Юлия — умная. Умная, красивая, странная. Вдруг сердится неизвестно почему, вдруг веселится непонятно с чего. Она веселится, смеется и пьет вино, которое ей явно не нравится, а в нем поднимается какое-то странное ощущение опасности. Или точнее — ощущение тревоги, смешанной с восхищением и острым интересом. Ой, Юлия, вы меня интригуете…

— Ой, Юлия, вы меня интригуете.

Он поздно понял, что сказал это вслух. Все замолчали и смотрели на него с ожиданием — что-то он еще скажет. И Юлия смотрела — пристально, серьезно и даже немножко будто обиженно.

— Как это — интригую? — подозрительно спросила она. — Чем это я вас интригую?

— А разве нечем? — Чувство тревоги росло, и Виктор постарался заглушить его, говоря как можно более легким тоном. — Один ваш английский чего стоит. И платье… Да и вообще… Например, вино вам не нравится, но вы его пьете.

— Юлия в Англии выросла, — сказал Алан, но Виктор не осознал его слов, потому что смотрел на Юлию.

— А почему Алан вас не интригует? — все так же подозрительно спросила Юлия после того, как налюбовалась его плохо скрываемым смущением. — Английский Алана… м-м… скажем, не хуже моего. Мое платье стоит пятьсот долларов, если вы это имели в виду. У Кати платье дороже. Это вас не интригует? И очень многие люди пьют не то, что нравится, а то, чем угощают.

Алан опять гулко захохотал, заставив оглянуться официантку, притулившуюся за дальним столиком с книжкой в руках. Катька тоже засмеялась и с готовностью предложила:

— Класс! Давайте шампанского возьмем?

— Зачем? — вяло возразила Юлия. — До утра здесь сидеть, что ли?

— А мы у себя посидим, — быстро сказал Виктор, отметив, что у нее, кажется, опять испортилось настроение, и лихорадочно придумывая способы, как бы его поднять. — Посидим, поговорим, пообщаемся… Хором споем. Юлия, вы любите петь хором?

— Очень, — так же вяло откликнулась она. — Особенно хроматическую гамму.

Виктор не понял, а Катерина, в свое время окончившая музыкальную школу, опять засмеялась и восхищенно щелкнула языком:

— Ты и в музыке спец, да? Юль, а есть что-нибудь такое, чего ты не знаешь?

— Есть, — совсем хмуро буркнула Юлия. — Я не знаю, чем… расплачиваться.

Виктор с удивлением заметил, как она поморщилась, будто от зубной боли, а Катерина ничего не заметила и отмахнулась беззаботно:

— Да какая разница! Алан, у тебя рубли остались? Да здесь и доллары возьмут, наверное. Или евро.

— Возьму, — охотно согласилась неслышно подошедшая официантка. — И доллары возьму, и евро.

— А фунты? — спросил Алан, листая толстенькую пачечку банкнотов. — У меня фунты есть… много.

— И фунты возьму, — совсем ожила официантка. — Курс забыла. Сейчас гляну, у меня тут записано… Я что хочешь возьму, только по курсу. Я все валюты знаю.

— А тугрики? — вкрадчиво поинтересовался Виктор. — А лиры? А кроны?

Что еще бывает? Я забыл.

— Динары, — равнодушно подсказала Юлия, думая, кажется, о чем-то совершенно другом. — Гривны. Дублоны. Таньга. Пиастры. Сестерции…

Да уж, о деньгах, похоже, эта девочка знает все. Ну, понятно — богатый муж, балует ее, наверное… У Виктора испортилось настроение.

— И бутылку коньяка, — хмуро добавил он, вклиниваясь в перечисление того, что заказывал Алан «на вынос».

Официантка кивнула.

— Нет, — сказала Юлия и болезненно поморщилась.

Официантка посмотрела на нее, кивнула и зачеркнула что-то в блокнотике.

— Да вообще-то можно, — нерешительно сказала Катерина. — Да, Алан? Немножко. Все-таки в отпуск едем.

— Да. — Алан заметно обрадовался. — Я люблю коньяк. А Кэти не разрешает. Никогда! Один раз в год можно.

Официантка вопросительно глянула на Юлию, и та равнодушно сказала:

— Достаточно шампанского.

Катерина пожала плечами, Алан с сожалением вздохнул, а Виктор с раздражением подумал: учительница! Привыкла командовать. И все должны ей повиноваться. И ведь повинуются, вот что интересно. Ладно — официантка, ладно — Алан, но ведь даже Катька!.. Чего просто по определению быть не могло. Чем она их всех охмуряет?

А сам-то? Ведь тоже как двоечник перед завучем…

Виктор еще минутку хмуро понаблюдал, как Алан и Катька заказывают всякие яблочки-конфетки, все время обращаясь к Юлии: «А этого не надо? А этого немножко, да, Юль?» — почему-то совсем расстроился, буркнул что-то в том смысле, что пойдет столик в купе освободит, и пошел в свой вагон, на ходу убеждая себя, что он-то не какой-нибудь двоечник и прогульщик, он не будет по ее команде через обруч прыгать… Хотя надо признать, что ничего такого она ни от кого и не требовала. Вообще ни от кого ничего не требовала. Просто как-то так получалось, что все слушали и слышали только ее.

Вот и проводница, только что упрямо отказывавшаяся открыть купе Алана и Катьки без «хозяев», увидев подходивших Катьку и Юлию, просто сунула ключ Виктору в руку, заулыбалась и поспешила навстречу женщинам, что-то радостно воркуя на ходу. Чем хоть она их охмуряет?

— Гуляем, — деловито объявила Катерина, вваливаясь в купе и сваливая пакеты на столик. — Алан шампанское несет. Ох, как сейчас гульнем! Юль, только ты переоденься сначала, ага? Вить, выйди-ка на минутку.

Виктор с любопытством посмотрел на оживленную, радостную какую-то Катерину, перевел взгляд на стоявшую с отсутствующим видом Юлию и на всякий случай уточнил:

— Юлия, вы с нами гуляете?

— Последний нонешний денечек гуляю с вами я… — Она не договорила «друзья». Кажется, хотела сказать, но не сказала.

И Виктору это не понравилось.

А в остальном вечер прошел замечательно. Они тихо сидели, пили шампанское и крепкий душистый чай, который принесла проводница Леночка без всякой просьбы — не иначе Юлия с ней общается посредством телепатии… Ели персики и пьяную вишню в шоколаде, слушали Алана, который с невозмутимым видом рассказывал уморительные случаи из истории своих взаимоотношений с заказчиками, но уже даже и не смеялись, так, улыбались потихоньку, умиротворенные и усталые. А потом Виктор заметил, что Юлия спит. Вроде бы и сидит так же, как сидела все это время, — облокотившись на сложенные подушки и одеяла, подтянув под себя ноги, прислонившись виском к стенке купе, прикрыв глаза… Ни выражение лица у нее не изменилось, ни поза — только разве чуть покорнее покачивались плечи в такт стуку колес… Он смотрел, как Юлия спит, и пытался понять, почему он так растроган этим вполне рядовым явлением. А потом глянул на Катерину и совсем удивился: Катька, похоже, была растрогана еще больше. Она смотрела на Юлию точно так же, как на своего обожаемого Деньку, когда тот засыпал после буйного веселья. Для полноты картины не хватало только, чтобы Катька пощупала лоб Юлии — не горячий ли.