Главный приз
Шрифт:
— Матильда бок разодрала где-то, — объяснил доктор Олег. — Пришлось зашить. И где ее носит? Судя по ране — об какую-то железку разодрала. Я все вокруг облазил — ничего похожего не нашел. А ведь есть что-то… И обязательно кто-нибудь из детей напорется…
— Да не бойся ты раньше времени, — успокоила его Юлия. — Может, и нет ничего такого в радиусе трех километров. Матильду носит за тридевять земель, ты же знаешь…
Они говорили о вещах, которые были им важны и интересны. Интересно, был ли на теплоходе хоть один человек, который мог бы понять всю важность и значительность вот таких разговоров, — о козе, которая поранилась
— Спасибо. — Доктор Олег оглядел повязку, поднялся и передал Юлии Машку. — Пойду скотину развяжу. Иди на веранду, я сейчас… Есть о чем поговорить.
Юлия пошла, то и дело оглядываясь, прижимая Машку к себе, чувствуя, как начинает биться сердце, испытывая сложную мешанину чувств — тревогу, надежду, злость, упрямую решимость все равно все сделать по-своему, острую жалость к Машке, к себе, к маме Нине. Хотя, конечно, себя и маму Нину жалеть причин не было. У них с мамой Ниной все хорошо… Себя с мамой Ниной она пожалела уже так, по инерции.
Подошел доктор Олег, на ходу натягивая старую футболку, — бывшую Петькину, между прочим. Кто из тех, на теплоходе, мог бы принять чужие обноски в качестве рабочей одежды, причем принять спокойно, как само собой разумеющееся положение вещей? Да никто.
— Не смотри на меня так, Июльчик. — Доктор Олег сел на ступеньки крыльца спиной к ней, с улыбкой оглянулся на нее и опять отвернулся, подставив лицо солнцу. — Я не Господь Бог… И не глава областной администрации. Но ты не бойся. Оказывается, мы довольно изобретательно дело затянули. Еще недели две до Машки не доберутся… А еще есть новый поворот. Ты только не паникуй заранее, ты очень внимательно слушай… Машка, может быть, и не окажется в доме ребенка. Машку, может быть, сразу усыновят… в смысле удочерят. Понимаешь? Утром мне намекнули, что в Воронеж через пару недель какая-то немецкая пара приезжает, или американцы, никто толком не знает пока… Так вот, они специально приезжают, ребенка взять. Сироту, у которого наверняка никого нет. Как у Машки.
— Как это у Машки никого нет? — Юлия так крепко прижала Машу-младшую к себе, что та недовольно закряхтела и принялась энергично сопротивляться. — Как это у нее никого нет? У нее все есть. И я, и ты, и баба Настя. И вообще все, и дети, и все… Все мы…
— Ну да, — сказал доктор Олег, не оглядываясь. — Но имеется в виду — у ребенка нет родителей. Ты ж сама понимаешь, Июльчик. Ребенку нужны папа, мама… Тот, кто будет за нее отвечать. У кого ее нельзя отобрать. А у нас ее отобрать можно, мы ей никто.
— «Никто»? — Юлия задохнулась от ярости, еще крепче обхватив ребенка. — Это мы ей никто? Это ты ей никто, и баба Настя, и Антонина Ивановна, и я?.. У нас ее отобрать можно, да? А у каких-то чужих американцев — нельзя?
Юлия вскочила, подхватила Машку и кинулась с крыльца мимо доктора Олега, яростно шипя сквозь зубы:
— Черта с два кто у меня Цыпленка отнимет… Черта с два я Цыпленка американцам отдам… Пусть только кто-нибудь попробует. Пусть только сунутся!..
Она бежала от интерната, не оглядываясь и не слушая криков доктора Олега, бежала к дому мамы Нины, точно зная, что только там она и Машка будут в полной безопасности, что только мама Нина может их защитить, и успокоить, и найти выход…
— Ты бы не носилась сломя голову. — Мама Нина встретила ее неодобрительно поджатыми губами и тревожным ожидающим взглядом. — Тем более — с ребенком на руках… Разве можно? Ума-то совсем нет… Ну, что такое еще стряслось?
— Мама Нина! — задыхаясь, закричала Юлия с порога. — Мама Нина! Они хотят Машку отобрать! Ей каких-то родителей нашли. Американских, что ли… Мама Нина! Я ее не отдам.
— Спокойно, — сказала мама Нина, подошла, вынула Машку из рук Юлии и села у кухонного стола, посадив ребенка на колени. — Не мельтеши. Поставь чайник, сядь и расскажи все по порядку.
Юлия вдруг как-то сразу успокоилась, стала возиться потихоньку, начала рассказывать маме Нине все, что услышала от Олега, но уже не впадала в панику или тоску, уже ничего не боялась и была совершенно уверена, что мама Нина вот прямо сейчас все и расставит по местам.
— Родители-то ребенку нужны, тут спору нет, — начала мама Нина, не отрываясь от кормления Машки пирогом с капустой. — Родители всем нужны… Только почему это обязательно американские? У нас что, русских нет, что ли?
— Не знаю, наверное, нет. Не очень-то наши кидаются чужих детей усыновлять. — Юлия смотрела, как Машка старательно выковыривает из пирога начинку, и сердце ее заныло при мысли, что скоро все это может кончиться — и посиделки на кухне, и возня на ковре в Машкиной комнате, бывшей библиотеке интерната, и прогулки в рощицу… — Наши-то, наоборот, своих детей норовят подкинуть… Мама Нина, я ее не отдам.
— И как же это ты ее не отдашь? — рассеянно спросила мама Нина, думая, кажется, о чем-то своем. — И каким же способом ты ее не отдашь? И кто ты такая, чтобы ее не отдавать? Ты-то ей не мама все-таки…
— Мама, — вдруг сказала Машка, сияя глазами и по обыкновению улыбаясь до ушей. — Ю-и-я. Мама. Я тебя любу.
Юлия с размаху села на табурет — спасибо, что не мимо, — уставилась на Машку с открытым ртом, глянула на маму Нину вопросительно и опять стала смотреть на Машку.
— Я тебя тоже люблю, — наконец сказала она с трудом. — Мама Нина, я ее правда люблю. Разве из меня не получилась бы мать? Я бы справилась, я знаю… Мама Нина! Ты чего молчишь?..
— Смотри сама, — как-то отстраненно сказала мама Нина. — Дело-то серьезное. Конечно, справишься, кто спорит. Да и я пока не развалина. Вопрос не в том. Я вот думаю: замуж-то тебе все равно выходить надо… Погоди, не спорь. Ну вот. Замуж, говорю, так и так надо. Но одинокая женщина — это одно. А вдова с ребенком — это уже совершенно другое. Это уже не всякий одобрит, да. И не всякий решится. Так что смотри сама.
— Плевать мне на всякого, — решительно сказала Юлия. — Плевать мне на всех всяких во всем мире. Не хочу я замуж. Я Машку хочу.
— Мама, — повторила Машка и потянулась к Юлии. — Ха-ошая. Умая-умая. Я тебя любу…
…Это очень удачно получилось, что у них оказалось в запасе две недели. Даже при всем при том, что доктор Олег развил совершенно невероятно бурную деятельность, втянув в круг их забот по крайней мере несколько десятков человек, от которых хоть что-то зависело, — даже при всем при этом им едва-едва хватило времени, чтобы собрать все справки, все решения, постановления и инструкции, чтобы оформить все документы и — чего уж там — раздать подарочки всем помогавшим.