Главный процесс человечества. Репортаж из прошлого. Обращение к будущему
Шрифт:
Карточка рациона питания Е. А. Гофмана
Но были моменты и покруче. Однажды трибунал по вине «иностранных стенографисток» вообще несколько дней не заседал. «Стенографистки объявили забастовку, требуя повышения заработной платы». И их требования были частично удовлетворены…
Справедливости ради настало время сказать, что не все ладилось и в работе советской делегации. Прошли те времена, когда наши авторы идеализировали действия советских людей за рубежом, выставляя носителями отрицательных черт только граждан капиталистических государств. Представители же СССР, застегнутые на все пуговицы, делали все абсолютно верно. И им были чужды всякие человеческие слабости.
Видимо, чтобы подчеркнуть это обстоятельство, члены советской делегации в Нюрнберге, как правило, показывались в военной форме, тогда как союзники – в штатском.
Видимо, считалось, что «форма дисциплинирует содержание».
Но люди – с Запада или с Востока – порой одинаково далеки от совершенства. Даже в Нюрнберг, несмотря на строгий отбор, в состав советской миссии попали офицеры не без недостатков. В связи с чем в достаточно слаженной работе нашей делегации порой возникали непредвиденные сложности, конфликты, иногда доходило даже до чрезвычайных происшествий. Так что форма не всегда дисциплинировала содержание…
Вот только один пример. Классическая ситуация соперничества в Нюрнберге однажды обернулась неприятными инцидентами. Следствием во время процесса занималась прокурорская группа во главе с Г. Н. Александровым. Она находилась в подчинении Главного обвинителя от СССР Р. А. Руденко. Оперативные вопросы решала специальная бригада Главного управления контр разведки «Смерш». Руководил ею М. Г. Лихачев.
Между ними существовали трения. Некоторые работники группы питали подозрения друг к другу, обменивались упреками, а иногда дело заходило еще дальше. Как-то, еще до начала процесса, контрразведчики донесли в Москву, что Г. Н. Александров якобы «слабо парирует» антисоветские выпады обвиняемых. Александрову пришлось письменно оправдываться перед прокурором СССР Горшениным, что никаких выпадов со стороны обвиняемых ни против СССР, ни против него лично не было, и что беспочвенные обвинения мешают работе.
Однако этим история не закончилась. Помощник Главного обвинителя от СССР Л. Р. Шейнин, который в дальнейшем сам оказался подследственным в органах МГБ, в своих показаниях утверждал, что одной из причин его ареста стал именно конфликт с Лихачевым.
По свидетельству Шейнина, Лихачев с первых дней пребывания в Нюрнберге показал себя заносчивым человеком, чем вызвал к себе крайне негативное отношение окружающих. «И вот дошло до того, – писал Шейнин, – что Лихачев вовлек в сожительство молоденькую переводчицу, проживавшую в одном с нами доме, и она забеременела. Лихачев принудил ее сделать аборт и, найдя немца-врача, заставил его провести операцию, прошедшую неудачно».
8 декабря 1945 г. был смертельно ранен один из водителей советской делегации, дожидавшийся своего начальника возле «Гранд-отеля». Поползли слухи о попытке покушения на Руденко, однако более вероятной целью был Лихачев. Миссия, возглавляемая им, проводила в Нюрнберге очень большую и весьма полезную работу. Были все основания считать, что кто-то хотел запугать контрразведчиков, одновременно устранив их руководителя.
Вот как вспоминала об этом эпизоде переводчица Лихачева О. Г. Свиридова: «Многие вечера мы проводили в ресторане „Гранд-отеля“… Однажды мы – а именно Лихачев, Гришаев, Борис Соловов и я – собрались как обычно поужинать в „Гранд-отеле“, но у меня возникли какие-то дела, и я решила остаться дома.
Лихачев вместе с компанией поехал в Нюрнберг на очень заметном лимузине – на черно-белом „Хорьхе“ с салоном из красной кожи, про который говорили, что он из гаража Гитлера. У Лихачева была привычка садиться впереди, справа от шофера. Не доезжая до „Гранд-отеля“, Гришаев и Соловов попросили остановить машину, поскольку остаток пути решили пройти пешком. Поколебавшись несколько секунд, к ним присоединился и Лихачев.
Минутой позже кто-то в форме рядового американской армии рывком распахнул переднюю правую дверь остановившейся у „Гранд-отеля“ машины и в упор выстрелил в шофера Бубена. Лично я считаю, что жертвой нападавшего должен был стать Лихачев, поскольку он наверняка думал, что Лихачев, как всегда, сидит на своем обычном месте. Смертельно раненный Бубен успел сказать: „В меня стрелял американец“.
По словам Шейнина, о всем, что происходило в Нюрнберге, в особенности о скандале вокруг Лихачева, Руденко сообщил прокурору СССР Горшенину, в то время находившемуся в Нюрнберге, Горшенин передал информацию в ЦК партии и начальнику «Смерша» Абакумову. Лихачева отозвали из Нюрнберга и посадили на десять суток под арест.
По прошествии времени Лихачев стал заместителем начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР и, занимаясь делом Еврейского антифашистского комитета, выместил зло на Шейнине, выбив на него, как считал сам Шейнин, компрометирующие показании, после чего он был арестован.
В перерыве между заседаниями
Правда, и Лихачев вскоре превратился из охотника в дичь. В декабре 1954 г. он вместе с Абакумовым и другими руководителями МГБ СССР за допущенные злоупотребления был осужден и расстрелян.
К сожалению, это был не единственный драматический эпизод в работе советской делегации. 22 мая 1946 г. в своем номере был найден мертвым помощник Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Николай Дмитриевич Зоря. По поводу его смерти по сей день существует несколько версий. Официальная – неосторожное обращение с оружием. Ее пока никто доказательно не опроверг. Сын Зори, Юрий Николаевич, при жизни высказывал автору этой книги сомнения по поводу причин кончины отца. Он считал, что в свое время она не была тщательно расследована.
Напряженно работала советская делегация на Нюрнбергском процессе. Ее руководителям все время приходилось держать «руку на пульсе». Особенно велика была степень ответственности Р. А. Руденко. Ему приходилось скрупулезно вникать не только в процессуальную составляющую рассматриваемого Трибуналом дела, детально изучать документы, готовиться к выступлениям, но и организовывать всю работу нашей миссии, улаживать возникающие вызовы и угрозы, решать задачи и проблемы, которые могли иметь большой международный резонанс. И такие проблемы возникали постоянно. И не только внутри нашей делегации…
20 ноября 2006 г. на Международной научной конференции, посвященной 60-летию Нюрнбергского процесса, проходившей в Академии наук Российской Федерации, профессор Джон К. Баретт [6] вспоминал, как «однажды зимним вечером американские солдаты вытащили из советского грузовика, который доставлял к зданию суда захваченные документы нацистов, и сожгли их, чтобы согреться…»
Случай, конечно, не только интересный, но и возмутительный. Однако еще более интересно было узнать о реакции на этот произвол Главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Романа Андреевича Руденко. Как повел он себя в этой ситуации? Ведь речь шла о документах, которые, как раньше было уже отмечено, играли весьма важную роль в системе выстраивания доказательств обвинения против нацистских преступников и их обличения в совершенных злодеяниях.
6
Профессор права, Школа права Университета Св. Иоанна, Куинс, Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки (www.law.stjohns.edu).