Главный соперник Наполеона. Великий генерал Моро
Шрифт:
Моро сообщил жене, где находится, и она приехала к нему в Барселону 25 июля 1804 года. Она была одна, без сына — маленького Евгения, которого оставила на попечение своей матери — госпожи Уло. Эжени была на восьмом месяце беременности и могла ехать в экипаже только днем, тогда как командану Анри было приказано мчаться без остановок и днем и ночью, чтобы через три дня доставить Моро к пункту пропуска на испанской границе. Этим, вероятно, объясняется тот факт, что супруга Жана-Виктора не могла сопровождать мужа непосредственно из Парижа.
Путешествие по суше из Барселоны в Кадис, откуда семья Моро должна была отправиться в
Моро с супругой решают отправиться в Кадис морем. 2 августа 1804 года корабль «Ля Вьерж дю Кармель» благополучно доставил их в этот большой портовый город.
Им был оказан любезный прием в доме губернатора. Затем, имея в виду скорые роды, семья Моро решила снять квартиру, в которой 14 сентября 1804 года госпожа Моро произвела на свет дочь по имени Изабель. Крестным отцом девочки по доверенности стал эрцгерцог Карл, знаменитый австрийский главнокомандующий, с которым Моро после подписания мирного договора в Штайре из вежливости поддерживал переписку.
Кадис, этот великолепный белый город, с трех сторон окруженный прозрачной голубой водой, в которой отражались стены его домов с синими ставнями, уже с 1801 года был самым оживленным портом Испании. На его улицах кипела бойкая торговля колониальными товарами, а у пирса швартовались корабли из Европы, Африки, Азии и Америки. Город окружал живописный пейзаж: на набережных росли пальмы, а на лотках и тележках продавались дары моря и экзотические фрукты.
Однако, несмотря на целебный климат, Кадис представлял опасность для здоровья. Дело в том, что сюда из Америки недавно была завезена желтая лихорадка.
Чтобы обезопасить свою семью, Моро решает перевезти ее за город, но не слишком далеко. Они поселились в деревне под названием Чиклане. Именно из этого небольшого местечка он пишет письмо госпоже Рекамье, датированное 12 октября 1804 года:
«Мадам,
Надеюсь, вы с удовольствием прочтете эти строки от двух ссыльных, которым вы оказали столько любезностей…
Мы рассчитывали отдохнуть немного в Кадисе, когда вдруг узнали, что сюда была завезена желтая лихорадка…
Кроме того, роды моей жены заставили нас задержаться здесь более чем на месяц. К счастью, нам удалось не заразиться, лишь только один из наших слуг заболел.
И вот мы в Чиклане — очень красивой испанской деревушке. Я не говорю вам о жизни, которую мы здесь ведем, да вы и сами легко можете догадаться — она слишком скучна и монотонна. Тем не менее мы дышим воздухом свободы, хотя и живем в стране инквизиции.
Примите, мадам, искренние уверения моего уважения и привязанности,
Кстати, уважаемый читатель, обратите внимание на подпись. Почти все письма Моро подписывал своим вторым именем — Виктор Моро, а не Жан-Виктор. Мы не знаем, почему он это делал, но думаем, потому, что Виктор означает победитель, кем он в действительности и был, сражаясь за республику.
Кстати, образцы подписей Моро и Наполеона удивительно похожи! Интересно, почему? Об этом История умалчивает, да и графология не дает однозначного ответа. Вероятно, дух соперничества выражался и в том, как два прославленных генерала подписывали документы. Пытался ли один быть похожим на другого даже в такой, казалось бы, мелкой детали? Но кто на кого? Возможно, будущие поколения историков найдут ответ и на этот вопрос.
Тем временем из Франции приходили невеселые вести. 16 июля 1804 года генерал Моро был вычеркнут из списков личного состава офицеров армии, что означало одновременную потерю генеральского звания и соответствующего денежного довольствия.
Несколько дней спустя владение Гробуа и дом на улице Анжу в Париже были приобретены Фуше (к тому времени назначенного министром юстиции) за 800 000 франков, тогда как Моро рассчитывал получить 1 300 000 франков. Кроме того, из суммы 800 000 франков были высчитаны сумма долга Баррасу, которая составляла 130 000 франков, и 100 000 франков на судебные издержки. Таким образом, Моро оставалось всего 570 000 франков.
Затем пришло еще одно неприятное известие: его друг и банкир Делярю разорился, и что стало со сбережениями Моро, которые он хранил у него, — неизвестно.
Некоторые историки, основываясь на «мемуарах» Фош-Бореля и особенно Барраса, утверждают, что по прибытии в Кадис, мечтая отомстить Наполеону, Моро хотел перейти на сторону Англии, стать во главе французских военнопленных, находящихся на территории Великобритании, и с этой армией захватить французскую провинцию Бретань.
На наш взгляд, это утверждение представляется крайне маловероятным и даже абсурдным. Несомненно одно — если Моро сам и не помышлял о столь дерзкой попытке, но вот правительства иностранных держав хотели быстро воспользоваться возможным озлоблением Моро против Наполеона и использовать его в своих целях. Вот почему французскую полицию беспокоила законность пребывания семьи Моро на территории Испании: она подозревала его в интригах с Англией.
Но Моро сам разубедил полицию, написав 3 декабря 1804 года следующее письмо Фуше:
«Месье,
Мне сообщают из Парижа, что вы удивлены моим пребыванием в Кадисе. Дело в том, что в течение 8 месяцев моя супруга находилась в тягости, и у нас почти не было времени, чтобы подготовиться к родам.
Желтая лихорадка начала свирепствовать в этом несчастном месте, где мы находимся: везде устроены жесткие кордоны, чтобы избежать распространения инфекции. Ни один корабль не возьмет на борт семью, болезнь которой может грозить самой жуткой смертью всему экипажу…
Вне всякого сомнения, мне позволят принять все меры предосторожности до посадки на борт, что означает стопроцентный карантин.
У меня нет желания выехать в Англию ни в качестве ссыльного, ни в качестве пленника, а из-за войны, которая только что началась в Испании, закрыт выход в море всем судам.
Мне трудно возразить в том, что, являясь частным лицом, я не подчиняюсь законам войны. Все граждане, даже далекие от знания военного дела, участвуют в настоящей войне. Кроме того, тот, кто командовал французскими армиями в Европе в течение десяти лет, не может более считаться частным лицом для врагов своей родины. Именно это обстоятельство, так явно прочувствованное французским правительством, послужило единственной причиной в отказе мне покинуть Францию через один из ее портов.