Главред: назад в СССР 4

Емельянов Антон Дмитриевич

Я вспомнил, что был не один, попытался вскочить с кровати. Неизвестная сила бросила меня обратно, словно котенка. Никакой мистики — голова закружилась, и я просто завалился. Так, стоп. Без глупостей, Женя. Ты в безопасности. И самое главное — цел.

Судя по темноте за окном, сейчас поздняя ночь или раннее утро. Часы на руке, но время в упор не вижу. Снова попробовал встать, на этот раз получилось. В свете Луны блеснули соседние койки — целых шесть штук вместе с моей. И все, кажется, заняты. Интересно, есть тут кто-нибудь еще из моих?

Нащупал

ногами шлепанцы — видимо, из больничных запасов. Аккуратно, чтобы не упасть, добрался до двери, вышел из палаты и тут же сощурился от яркого света.

— Вы куда, товарищ? — молоденькая медсестра, рыжая, как огонь, вскочила со стула и подбежала ко мне.

— Пройтись, — улыбнулся я. — Меня зовут Кашеваров… Евгений Семенович.

— Вот что ты будешь с ним делать! — послышался такой родной голос, в котором одновременно слышалось облегчение, страх и что-то похожее на многочасовое напряжение. — Только в себя пришел и уже с медсестрами знакомится!

Рыжая девчонка смущенно хихикнула и вернулась на сестринский пост. А ко мне подошла Аглая, такая родная и теплая. В медицинском белом халате, пропахшем какими-то забытыми с детства лекарствами, которых уже не было в моей прошлой жизни.

— Вот почему, скажи мне, — заговорила Аглая, когда прошла вечность в объятиях, — почему ты всегда влипаешь в какие-то неприятности, стоит мне взять дежурство на «скорой»?

— Это намек на то, что тебе пора заканчивать работать на «скорой», — улыбнулся я. — А то ты со своей диссертацией и так практически не отдыхаешь, еще я тебя на аудиогазету подтянул…

— Позволь мне самой решать, — отрезала девушка, потом осеклась, вспомнив, что мы не дома и не одни, и смягчилась. — Что случилось-то знаешь?

— Война в Крыму, все в дыму, — попытался я пошутить. Как всегда в таких ситуациях, неудачно.

— Эдик, хоть ты с ним поговори, — Аглая отстранилась и повернулась в сторону движущейся по коридору фигуры. Небрежно накинутый на плечи халат напоминал плащ супергероя. — Меня вообще не слушается.

— Распустился, — улыбнулся Апшилава, шагнувший из полумрака. — И не думай, что от меня отвертишься. Я сейчас с Растоскуевым разговаривал и еще с пострадавшими. Думал уже домой ехать, а тут ты. Аглая, я заберу у тебя жениха на время?

— На перевоспитание, — сверкнула глазами девушка. — Забирайте, товарищ следователь. А я пойду в приемную, у меня смена еще не закончилась.

— Потом заходи на огонек, — я подмигнул Аглае, дробно застучавшей каблучками по коридору, и пожал руку Эдику. — Расскажите мне, Эдуард Асланович, что случилось… Если, конечно, милиция уже в курсе.

— Дымовая шашка, — ответил парень, жестом предложив мне сесть на диванчик для посетителей. — Простите, мы вам не помешаем?

Он повернулся к рыженькой медсестре, на всякий случай махнув красной книжечкой, дождался смущенной улыбки и неразборчивого воркования. Потом мы опустились на мягкое дерматиновое сиденье.

— Это такой жуткий эффект от шашки? — удивился я.

— Так

в закрытом же помещении, Жень, — пояснил Эдик. — Дым густой, плотный. Движения воздуха нет. В итоге половина в больнице с отравлением продуктами горения.

— Кто? — коротко спросил я.

— Кандибобер, — ответил следователь. — Священник, девушка… Зоя, кажется? Директор дома культуры. Потом Котиков, Якименко. Жеребкин с Леутиным отделались легким испугом. Хотя какой уж легкий… Потом ваша Клара Викентьевна тоже дыма наглоталась. Тот, что из Калинина — Хватов, кажется. Трофим-Душевед, Белобров и Валетов тоже. Растоскуев, потом этот Котенок. Ему хуже всех. Жуть просто. Вот теперь ищем сволочь, которая это сделала. Ты что-нибудь видел?

— Нет, — я покачал головой. — Дым пошел, когда депутат с бабушкой Кандибобер с Растоскуевым повздорили. Кто меня, кстати, вытащил?

— Жеребкин, — улыбнулся Апшилава. — Настоящий комсомолец. Как только не угорел.

— Да на нем пахать надо, — я махнул рукой, потом добавил, увидев недоумение на лице Эдика. — Разумеется, это я в целом. А так спасибо ему скажу, разумеется, при первом же случае.

— То есть у тебя нет никаких мыслей? — Апшилава снова переключился на происшествие.

— Никаких, — я покачал головой. — Все внезапно произошло, закрутилось. Но одно могу точно сказать. Окна были закрыты, их Леутин даже разбил, потому что рамы не отодрать было…

— Переусердствовал кто-то, — понимающе закивал Эдик.

— И еще, — продолжил я, — дверь тоже была закрыта, никто не выходил и не заходил. Понимаешь, что это значит?

Я даже подскочил от неожиданного умозаключения. В момент инцидента мне было не до того, а тут голова постепенно заработала, и вот пошли выводы. Дымовой заряд нам не подбросили снаружи…

— Шашку приволок кто-то из тех, кто был на собрании, — понял следователь.

— Причем этот кто-то даже извинился… — грустно проговорил я.

— Что?

— Я говорю, кто-то даже извинился, но я не видел лица. А говорил он шепотом, по голосу не удалось понять.

Апшилава эмоционально всплеснул руками и еле слышно выругался по-абхазски.

— По отпечаткам искать будете? — уточнил я.

— Придется всех прокатать, — мрачно ответил Эдик. — Может, Котенок?

Я вспомнил, как он смотрел на меня, каким неприязненным было его лицо, когда появился депутат Растоскуев… А вдруг и вправду он? Под грузовики же он кидался, в конце концов.

— Нет, — я все-таки покачал головой. — Незачем ему было себя травить. Ты же сказал, что ему хуже всех. Не похож он на камикадзе.

— А он мог и не ожидать, что такой эффект получится, — возразил следователь. — Решил напугать и не рассчитал…

— Нет, это не он, — я опять покачал головой. — Все-таки «Вече» — это его билет в нормальную жизнь, понимаешь? Котенок, можно сказать, со дна выбрался, рукопожатным вновь стал. Сопредседатель дискуссионного клуба. Не знаю, это как тебя до майора резко повысить, а ты с горя уволишься.