Главред: назад в СССР
Шрифт:
В нашем городе пунктов проката было несколько, но я был ребенком, и адреса в голове, к сожалению, не отложились. Так что я, не мудрствуя, спросил совета у нашего консьержа Владимира Лукьяновича, и тот отправил меня на соседнюю улицу Коминтерна. Светило солнце, словно бы компенсируя людям вчерашнюю хмарь с промозглым дождем, и ощущения были великолепными. Прокат я в итоге нашел очень быстро, он располагался на первом этаже кирпичной пятиэтажки, выкрашенной в синий цвет. Пройдя мимо всевозможных бытовых принадлежностей, я сразу направился к отделу велосипедов.
На меня смотрел, блестя хромированным рулем и катафотами, велосипед «Салют», о котором я мечтал в детстве. Моя история была вполне стандартной: трехколесный «Малыш», затем четырехколесный «Дружок», с которого я умудрился навернуться до шрама на носу, когда снял поддерживающие ролики. После этого родители как раз и брали для меня напрокат легендарный «Школьник», потом купили собственную «Десну». У папы был «Аист», дед по его линии катался еще на древнем «ЗИЧ» первой модели, которую начали выпускать аж в сорок девятом. Но мне всегда хотелось именно «Салют» со складной рамой, цвета спелого персика, как у моего друга по двору Вадика Воропаева.
— Хороший конь, — одобрительно улыбнулся работник проката, чем-то похожий на молодого Пьера Ришара. — Единственный, я бы на вашем месте взял. Прописка андроповская?
Я кивнул, вспомнив, что пролистал «свой» паспорт и убедился, что Кашеваров был зарегистрирован именно в том доме и той квартире.
— Тогда без залоговой стоимости, — сказал прокатчик, доставая толстый журнал. — И оплата у вас будет по факту. На месяц берете?
— Пока да, а дальше посмотрим, — ответил я и протянул ему паспорт.
«Ришар» начал сосредоточенно выписывать мои данные в формуляр, а я пока еще раз присмотрелся к велосипеду. Прям копия моей детской мечты. И всего-то было надо — дожить почти до сорока лет, погибнуть под обвалом и очутиться в прошлом. Такие вот превратности судьбы.
Сразу вспомнилась старая студенческая шутка: если у тебя в детстве не было велосипеда, а теперь у тебя «Бентли», то… все равно у тебя в детстве велосипеда не было! Я улыбнулся и даже рассмеялся, привлекая внимание «Ришара».
— Детство вспомнил, — не стал ничего выдумывать я, и тот понимающе улыбнулся.
На рынок я поехал на велосипеде, крутя педали и ловя лицом ветер. Вскоре, правда, усталость дала о себе знать, и я вновь осознал, что впереди у меня долгие недели тренировок. Что ж, я уже говорил сам себе, что готов. И нечего расслабляться!
Базар, как его на восточный манер называли в восьмидесятых, располагался там же, где и должен — на берегу Любицы в центре города. Все было ровно так, как и в моих воспоминаниях: скобари, у одного из которых я тут же купил цепочку с замком для велосипеда, птичий рынок слева от центрального входа, уличные прилавки, главное здание и ресторан «Кавказ», от которого веяло сладким дымком и непередаваемым мясным ароматом.
Середину осени, конечно же, трудно назвать удачным временем для базарного шопинга а-ля СССР, однако тут до сих пор продавались поздние фрукты вроде антоновки, тепличные овощи,
Сумку я и впрямь прикупил тут же, у хитро улыбающегося грузина, который пытался мне втюхать нагрузкой женский ридикюль, утверждая, что он из ФРГ. Я ответил решительным отказом, но продавец не расстроился, так как сразу переключился на мужа эффектной брюнетки в брючном костюме.
Я прогуливался вдоль рядов и боролся с искушением скупить все, хватило бы только денег. Но в итоге набрал грибов, сушеной рыбы, яблок и банку соленых огурцов. Все это я уместил в купленной у грузина сумке, примотал ее приобретенной здесь же, на рынке, бечевкой к багажнику, отстегнул велик и поехал в «качалку».
Субботний Андроповск был невероятно прекрасен. Я пересек мост через Любицу и двинулся дальше к дому номер шесть по улице Пролетарской. Меня обгоняли сто тридцатые «ЗиЛы», бортовые «газоны» модели 52–03, пассажирские «ПАЗики» и «ЛиАЗы». И вообще, парк автобусов и грузовиков был довольно разнообразен. Легковушек же попадалось традиционно мало — личный транспорт еще не получил широкого распространения. Так что чаще всего мне встречались «Москвичи», «Жигули», «Запорожцы» и, конечно же, «Волги». Чаще двадцать четвертые, но хватало и классических двадцать первых.
Небо слепило яркой синевой, на которой выделялись пламенной расцветки осенние деревья. Любица отражала и то, и другое, блестя уже холодной октябрьской водой. Где-то далеко гремел Афганистан, фонил Чернобыль, но не было ощущения какой-то хрупкости. Напротив, жизнь виделась монолитно стабильной, все вокруг дышало уверенностью в завтрашнем дне. И пусть эта страна не была идеальной, в ней точно имело место спокойствие. Кто-то считает это застоем, я же не соглашусь. Да, СССР где-то не хватило качественного скачка. Но стремления были другими — например, исследовать Арктику и покорять космос, а не строить дворцы…
Загораев был прав: найти вход в «качалку» оказалось легко. Дом номер шесть был почти точной копией того, где я жил с родителями на улице Шушенской — панельная пятиэтажка со входом в подвал на торцевой стороне. Туда как раз спускался широкоплечий парень со стрижкой «ежиком», недобро глянувший на меня перед тем, как скрыться в недрах «качалки». Я подкатил поближе, спешился и, не найдя, куда привязать своего железного коня, просто стянул цепью переднее колесо с рамой. Сумку с продуктами я рискнул не отстегивать — ну, кто ее возьмет? Затем спустился по ступенькам к обитой крашеной жестью двери.