Главред: назад в СССР
Шрифт:
— Скажете тоже, — смущенно забормотала Анфиса. — Нет, журналистику я не брошу. Я к тому, что вы очень интересную тему нам предложили. Вот вроде бы все так просто — испытано на себе. А я вот даже прониклась. Младшей сестре теперь буду рассказывать.
— Это хорошо, — кивнул я. — Только свое мнение ей не навязывай. Пусть вырастет и сама выбирает, кем ей работать.
Анфиса закончила наводить марафет и отступила на шаг. А я воззрился на свое отражение и через мгновение понял, что Евгений Семенович Кашеваров прямо сейчас скинул лет эдак пять или шесть. Вот что значит правильно подобранный образ. Теперь еще и фигурку подтянуть — и вообще, буду прям женихом на выданье. Набиваться в зятья
— Нравится? — между тем, осторожно поинтересовалась Анфиса.
— Вылитый Котовский! — похвалил я ее старания. — И помни, жду от тебя материал. А потом еще кое-что интересное будет. К тяжелой атлетике как относишься?
— Положительно, — ответила девушка.
— Вот и отлично, — улыбнулся я. — Все подробности — после выхода номера, когда будем готовить следующий. А пока занимайся парикмахерским искусством и пиши про Чеботарева. С интервью справилась?
— Уже почти готово! — выпалила Анфиса. — В понедельник принесу машинописный текст!
В этот момент в помещение вернулась накурившаяся и успокоившаяся парикмахерша, которая была для меня уже не столь красивой — сказалась ее пагубная привычка.
Ничего, мы и с этим как-нибудь справимся.
[1] Кандидат в мастера спорта.
[2] НЭП — новая экономическая политика. Период в истории СССР, когда государство временно разрешило частное предпринимательство (1921 — 1928 гг.).
[3] Раиса Максимовна Горбачева, жена первого президента СССР Михаила Сергеевича Горбачева.
Глава 25.
Весь следующий день, воскресенье, ушел у меня на подготовку статьи. Раньше, в своей прошлой жизни, я наловчился писать до трех текстов в день. Сроки порой были настолько сжатыми, что приходилось постоянно совершенствовать мастерство. Хотя одна моя коллега заткнула меня за пояс, как-то раз в одиночку написав семь статей за сутки. Это далось ей весьма тяжело, как она сама рассказывала, и на поддержание бодрости ушло не меньше десяти кружек кофе. Лично я на такие рекорды не шел, хотя порой, как многие из нас, брал подработку в других изданиях.
Тут ведь как — есть тексты, которые ты готовишь как маленькие шедевры, правишь, дополняешь, шлифуешь. А перед этим долго и скрупулезно выискиваешь фактуру, берешь комментарии ЛОМов, часами беседуешь с нужными людьми, выезжаешь «в поле». Так было, например, с моим последним в прошлой жизни материалом о поисковом отряде «След». Обидно, что мне так и не удалось его завершить. Но что уж теперь поделать. А вот другую категорию текстов ни капли не жалко.
Есть такое правило в «принте»: на одном развороте и уж тем более на одной полосе не могут стоять статьи с одной и той же фамилией. Поэтому у опытных журналистов всегда есть рабочие псевдонимы, которыми подписываются проходные тексты. А еще — увы, это факт — тексты, за которые стыдно. Коммерческие, которые ты правишь иногда по десятку раз, чтобы согласовать с заказчиком, или выборные — в рамках очередной политической кампании. У всех, кто обладает маломальским опытом, такие материалы не входят в открытое портфолио. Вот и у меня в двадцать первом веке был «оперативный псевдоним» Артемий Пасюк.
Здесь, в Советском Союзе восьмидесятых, от журналиста не требовалось выдавать огромных объемов. Каждый номер газеты распределяется четко, статьи ранжируются по полосам и строго регламентированы по количеству строк, которые измеряются специальной линейкой[1]. И кучей разнообразных фоток дырку не заткнешь. Да и не хотелось мне, честно говоря, «затыкать дырки». Нет, как главный редактор, решивший вывести родную газету на всесоюзный уровень, я не мог себе позволить даже малейшей халтуры. А потому перепортил чуть ли не пару десятков листочков писчей
Вот как человек набирает текст на компьютере? Не понравилось — удалил, перепечатал. Ошибся — исправил. А тут!.. Пошла мысль не туда, и все — надо менять лист и печатать заново. Хорошо еще, что я быстро догадался сначала набрасывать тезисы карандашом на черновике. И лишь потом уже печатать на чистовую. И все равно — уже набирая окончательный, как мне казалось, вариант, я несколько раз придумывал другие обороты, и приходилось начинать заново.
Васька дремал на диване, периодически перебираясь ко мне на колени, а потом и ему надоело слушать бесконечное щелканье клавиш. Завтрак, обед, ужин — вот и вечер настал, все смешалось в моей голове, но я, наконец, выдал готовую статью о профессии прессовщика. Устал, как ломовой конь, вымотался, но закончил! Еле дополз до душа, буквально заставив себя помыться, и лишь после этого провалился в безмятежный сон заработавшегося человека.
Утром понедельника я вскочил аж в пять утра, задолго до срабатывания будильника. Спать не хотелось, и я хорошо знал по своей прошлой жизни, что лежать теперь бесполезно. Надо вставать и действовать. Я еще раз помылся, сделал зарядку, приготовил завтрак, перечитал статью. И, одевшись в костюм-тройку, только без жилетки, направился в редакцию.
Сегодня мне нужно было собрать все готовые материалы и отправляться к наборщикам — готовить макет номера. Ко вторнику, дню сдачи в типографию, газета должна быть максимально готова. И если что-то и добавлять, то по минимуму. Иногда бывали форс-мажорные ситуации, когда нужно было срочно снимать один материал и заменять его другим — все наши газетчики бегали взмыленные. А еще когда случалось что-то из ряда вон выходящее, как, например, резонансная авария на трассе Любгород — Тверь. Водитель-дальнобойщик не справился с управлением, и перегруженная фура снесла рейсовый автобус. Погибли одиннадцать человек, что для нашего региона, не говоря уже о маленьком городке, стало беспрецедентной трагедией в масштабах десятилетия. Тогда нашей старой гвардии пришлось сидеть до поздней ночи, переделывать номер в связи с обстоятельствами, и мы, интернетчики, им помогали. И как же я надеюсь, что ничего подобного не случится в мой самый первый в обеих жизнях самостоятельный выход газеты.
С такими мыслями я ехал в автобусе, наблюдая, как утренние сумерки сменяются оранжевым светом зари. А когда появился на четвертом этаже нашего здания, то моментально произвел фурор своей стрижкой под Котовского. Бродов, вышедший из кабинета, застыл и даже запамятовал, куда хотел направляться. Виталий Бульбаш добродушно расхохотался и ободряюще похлопал по плечу, девчонки, которых я наконец-то уже всех запомнил, принялись шушукаться, а Клара Викентьевна, с которой я столкнулся с приемной, на какое-то время словно проглотила язык. Я вежливо поздоровался с ней, сделал комплимент ее прическе а-ля Людмила Прокофьевна из «Служебного романа», затем решительно прошел в своей кабинет и погрузился в макет номера.
— Можно? — в дверь осторожно просунулась голова Бульбаша.
— Заходи, Виталий Николаевич, — я помахал ему рукой. — С чем пожаловал?
— Ты знаешь, Жень, — мой заместитель змеей затек в кабинет и плотно затворил дверь, — беспокоит меня твое состояние.
— Это еще что за новости? — изумился я, отложив лист бумаги с блок-схемой.
— Ты только не кипятись, — Бульбаш, подойдя ближе к столу, успокаивающе выставил вперед руки. — Ты когда головой грохнулся тогда, в прошлую среду, как-то немного странно вести себя начал. Вот как будто тебя подменили.