Глаз Паука
Шрифт:
Удивительное дело, но никакое количество выпитого было не в силах заставить Альса сбиться в словах своих или чужих баллад, или запутаться в шести струнах виолы. Разве что голос изменился к худшему, словно на звонком серебряном колокольце пролегла трещина.
…Хорошо быть деревом на вольном ветру,Что за жизнь начнется, когда я умру!..Если стану я сосною на большом лугу —Будут белки кувыркаться подо мною в снегу,Буду слушать пенье птиц, подставляя– Если он родится деревом на вольном ветру, то-то будет работенки моему топору, – довольно громко пробурчал Ши, удостоившись укоризненного взгляда Конана.
– У человека горе, между прочим, – сказал киммериец. – А мы глумимся. Вот в наших краях есть легенда про скальда, чью возлюбленную убил ревнивый муж. Двенадцать дней провел безутешный бард на ее могиле, сочиняя скелы, одна печальнее другой…
– …И путники с тех пор обходят стороной то место, называя его Ущельем Воющих Скал, – в тон ему закончил Ши.
Конан сплюнул и потянулся за новым кувшином.
…Ну а если стройным тисом окажусь я вдруг,Из ветвей моих точеных выйдет гибкий лук,И прекраснейшая плаха выйдет из ствола,И хорошая оглобля для боков вола…– Ученые мужи составили описания трехсот сорока восьми разновидностей деревьев, произрастающих на просторах Закатных и Восходных земель, – ясным голосом поведал Хисс, стеклянно уставясь перед собой. – Он как, собирается спеть обо всех?!
К счастью для присутствующих, Альс ограничился несколькими куплетами, всякий раз находя убедительные доказательства тому, что растительная жизнь гораздо лучше человеческой, и завершил песню выводом:
Хорошо родиться деревом врагам назло,Жизнь окончить в виде дров и подарить тепло,Жизнь людская бесполезна, мне она не по нутру —Я хочу стать просто деревом, когда умру!..– Еще пару дней такого завывания, и я тоже захочу стать деревом, – пробормотал Ши. – Слушайте, надо срочно что-то делать! Он так допоется до того, что свихнется прямо у нас на глазах!
…У дома моего безумья круглые ступениИ неоправданно высокий потолок.Я прихожу туда не сразу, постепенно,Перебираясь через вытертый порог.У моего безумья легкие шаги,Она подходит невесомо, как танцует,И встав на цыпочки, в глаза меня целует,И я уже не вижу более ни зги.И я иду туда, где ты…– с готовностью подтвердил Аластор, неведомо как за общим шумом расслышав слова Ши. Воришка только руками развел:
– Видите? Вот оно, начинается.
…Может, при ином сочетании звезд события покатились бы по другой колее, и многое из того, что случилось впоследствии, не произошло. Людям редко удается понять, отчего их жизнь складывается именно так, как она сложилась, и какие крохотные мелочи порой разрушают самые тщательно составленные планы.
Возможно, будь у Аластора более скверное настроение или пой он чуть потише, горбившийся в дальнем углу человек остался бы сидеть на своем месте. И, не отлучись Ильха Нираель по неотложной надобности, история мира развивалась бы совсем в ином направлении.
Но Ильхи не оказалось рядом, ее загадочный подопечный невозбранно встал, пересек таверну, присел на скамью напротив Аластора и нерешительным жестом попросил: «Дай сыграть».
С десяток ударов сердца Альс, вопросительно склонив голову набок, разглядывал возникшее перед ним явление. Хисс уже хотел вмешаться и ради его же блага отогнать молчаливого Одноглазого, но тут Аластор решился. Погладил изогнутый бок виолы, отсвечивающий красноватым лаком, и протянул инструмент незнакомцу. Тот вцепился обеими руками, как умирающий с голоду – в случайно перепавший кусок мяса.
– Он же немой, зачем ему виола? – недоуменно поинтересовалась Диери.
– Да нет, говорить он умеет. Еще как умеет. Мы своими ушами слышали, – вполголоса растолковал подружке Малыш. – Только почему-то не хочет. Или не может. Но вот петь…
Тем временем Одноглазый покрутил инструмент так и эдак, подергал за свитые из воловьих жил струны, прислушиваясь к извлекаемым звукам. Поерзал на скамье, устраиваясь поудобнее.
И, к безмерному удивлению таращившейся компании и редких в этот полуденный час посетителей таверны, уверенно вывел мелодию – сперва дополняя ее неразборчивым мычанием, а затем и членораздельными словами. По сравнению с громоподобными раскатами, что остановили драку на Плешке, голос его теперь звучал довольно тихо, но внятно и, пожалуй, завораживающе. Спетой им баллады Хиссу – да и не только ему – слышать прежде не доводилось. Вдобавок у рыжего мошенника возникло стойкое ощущение, что певец не слишком уверенно владеет собственным языком – как человек, вынужденный долгое время хранить молчание. Иногда он запинался, сбиваясь с такта и пропуская слова, словно забыв их и не в силах теперь вспомнить разом.
…Вечен ли ветра пронзительный вой,Бесконечен неба стремительный бег,Мрачен лес в ожиданье дождяХолодною зимой…Воин – не воин и ворон егоДумают об одном:Ах, вот и кто меня сможет обогреть,Ах, вот и кто приготовит ложе,Где те двери, что открыты для меня,Кто ждет меня за ними, кто же?..Аластор недоверчиво уставился на странного певца.
– А если вот так? – пробурчал он себе под нос и отобрал у Одноглазого виолу.
…Слышишь крик воронья в почернелом лесу?То невеста моя наточила косу;Битых птиц на песке – росчерк в алой крови:То невеста в тоске пишет мне о любви;А шальная стрела у виска пропоет —То невеста меня на свидание ждет…В зрачке единственного глаза сидевшего напротив Аластора человека на миг вспыхнула и погасла яркая искорка. Теперь уже он нетерпеливо потянул к себе инструмент, когда песня закончилась – и слушатели невольно поежились от мрачной силы, влитой в простые слова незнакомой песни.