Глаз Паука
Шрифт:
«Небесноталантливый умник» рухнул на стол, закрыл голову руками и начал безостановочно хихикать, напомнив Хиссу известного городского сумасшедшего по прозвищу Улыба. Одноглазый Хасти покосился на веселившегося Альса со снисходительной благосклонностью, как на непутевого, но любимого младшего братца.
– Какое же вместилище вы сочтете подобающим? – оторопел дие Кьеза.
– Н-ну… – отступать было некуда, терять – нечего, и Ши выпалил: – Признаться, я думал о чем-то вроде Конного Поля…
– Спятил, – горестно охнул Хисс.
Его не поддержали. Амиль дие Кьеза в глубочайшей задумчивости
– Ши прав, замечательно может получиться! Скачек этой луной все равно нет, Ристалище пустует, стало быть, дохода не приносит. Пообещайте месьору Рабилю часть будущих барышей, и он с удовольствием предоставит вам Поле в найм денька на два-три.
И, к вящему ужасу Змеиного Языка, компания начала увлеченно прикидывать, каким образом из шадизарского поля для конных бегов можно сделать место выступления певцов и где раздобыть средства, достаточные для первоначальной оплаты найма Ристалища.
Третью седмицу Шевди иль'Харсун, младший помощник домоправителя в имении магика Рилеранса Кофийского, жил в непрекращающемся страхе за свою шкуру. Полученные за наводку сорок восемь империалов обошлись ему слишком дорого, лишив сна, аппетита и уверенности в завтрашнем дне. Шевди уже начинал подумывать о том, чтобы сменить работу, хотя одна мысль о расставании со столь выгодным местом приводила его в глубочайшее уныние. Три седмицы подряд он призывал все известные ему проклятия на головы неудачливых грабителей, поднявших среди ночи такой тарарам в библиотеке – хотя им было настрого велено вести себя тише мыши.
И теперь днем и ночью Шевди трясся в ожидании – вдруг хозяин, его зловредная и проницательная магичность Рилеранс, узнает, кто именно из его прислуги обеспечил ворам беспрепятственный вход в поместье? На что, спрашивается, он надеялся, польстившись на звонкие монетки? Ведь своими глазами видел, как магик безошибочно вычислил повинного в приписках к счетам или того недоумка, украдкой прибравшего со стола хозяина драгоценный пенал из мореной черешни.
Бежать, бежать отсюда! Прихватить накопленные сбережения и что-нибудь эдакое в качестве прощального подарка – и бежать! Раствориться среди городских переулков, навсегда заречься иметь дело с колдунами!
Колебания гибельны. Это иль'Харсун осознал в тот миг, когда на кухню, где он рьяно торговался с поставщиком мяса, ввалился долговязый желчный Цефат, старшина охранников и громогласно рявкнул:
– К хозяину, бегом!
Как показалось Шевди, рожа у охранника была более злорадной, чем обычно. В прискорбную ночь ограбления Цефат был среди тех, кто отправился узнавать причину загадочного шума в книжном собрании. Воры подкараулили его среди полок и натянули на голову мешок, наполненный «отрыжкой демона» – смесью желтого лотоса, толченого перца и благовоний, мгновенно погружающей человека в царство снов. На следующий день Цефат маялся головной болью, оглушительно чихал и сулился изловить взломщиков, а потом устроить им такую взбучку, что весь Шадизар содрогнется от ужаса. Про себя Шевди посмеивался над угрозами – вряд ли Цефату удастся отыскать пронырливую девицу Линни и ее рыжего дружка. Ищи, как говорится, ветра в поле.
«Да я наверняка я понадобился Рилерансу заради какого-нибудь пустяка, – тщетно успокаивал себя иль'Харсун, торопясь следом за охранником. – К нему на завтра гости званы, может, он пожелает распорядиться, что на стол подавать будем. Или опять кого на воровстве поймали, а с меня спросят за недосмотр…»
Тщетно. Поселившийся в глубине души страх завывал на все лады: «Попался, попался! Он знает! Все знает! Шкуру сдерет, на обложку для своих книг пустит! В душу залезет, имена вынет, заставит за каждый империал ответ давать! В мертвяка ходячего превратит, живьем на Серые Равнины отправит!»
К тому моменту, когда помощник домоправителя и его сопровождающий дошли до Синей залы, Шевди уже запугал себя картинами предстоящих кар до такой степени, что отчасти перестал бояться. Любое наказание казалось ему лучше тягостной неопределенности.
С такими мыслями он и шагнул в комнату с низким синим потолком, украшенным золотыми каплями звезд и вращающимися на тонких нитях чучелами небывалых зверей. Топтавшийся в клетке черно-зеленый вурх заорал дурным голосом, и Шевди невольно скривился. Пернатого любимца хозяина он ненавидел – после того случая, когда птичка удрала из клетки, пробралась в кухни и сожрала четыре вяленых оленьих окорока. Как вурх после такого обжорства не лопнул, оставалось загадкой.
Его милость Рилеранс, закутанный в просторный туранский халат в красно-зеленых полосах, горбился за столом, мрачно созерцая стоявшее точно посреди столешницы медное блюдо. На блюде красовались два тронутых огнем черепа и россыпь мелких обуглившихся костей. Поверх останков лежала тонкая серебряная сетка, а к макушкам черепов колдун зачем-то приляпал две тоненьких свечки.
Вопль и трепыхание вурха вывели магика из задумчивости, он поднял голову и мельком глянул на вошедшего Шевди, боровшегося с желанием своих зубов начать выстукивать похоронный гимн.
– Иль'Харсун? Ты-то мне и нужен, – небрежно бросил Рилеранс. – Ты ведь местный уроженец? – онемевший Шевди молча кивнул. – Хорошо знаешь город? Прекрасно. У меня есть для тебя одно поручение. Успешно справишься – получишь вознаграждение.
– Да, господин! Как прикажете, господин! Что я должен сделать, господин! – охватившее Шевди несказанное облегчение вырвалось наружу воплями, по громкости вполне сравнимых с криками вурха. Поручение! Милостивые Небеса, Рилеранс всего лишь желает дать ему поручение!
– Мне нужно, чтобы ты кое-что отыскал, – магик щелкнул пальцами, и свечки на изжелта-коричневых маковках черепов послушно затлели розовыми огоньками. – Вернее, кое-кого.
– А? – непонимающе переспросил иль'Харсун и невольно сделал шаг назад.
Поздно. Кофийский колдун совершил некий быстрый, едва уловимый жест, и в тот же миг Шевди ощутил себя мокрой тряпкой, выкручиваемой сильными и безжалостными руками. Как вода покидает влажную ткань, так и Шевди расставался с чем-то, не имеющим названия, но без чего дальнейшее существование было просто невозможным.