Глаз Паука
Шрифт:
– Ведом ли предел полету взыскующей мысли? – таинственным, подвывающим голосом пропела Нейрза Сейдан. – Ученые мужи вопрошают прошлое, ворошат истлевшие пергаменты в поисках разгадок тайн давно минувших лет, не ведая, что есть гораздо более надежный и верный способ! Взглянем же своими глазами на то, что происходило за сотни веков до нашего рождения!
Киннамон Кадоре с размаху выплеснул на белую материю содержимое большого серебряного кубка.
Розовое вино расплылось причудливым пятном, становившимся все шире и шире, засияло по краям тусклыми переливами синего и изумрудного. Переплетения нитей внезапно исчезли, словно разошлись в стороны полосы тумана, и зрителям предстал вид на лесную опушку ранним утром.
– Шестьдесят пятый год по основанию королевства Аквилонского. Окрестности Руазельского леса. Гибель Мориоты, внука короля Олайета Великого, пытавшегося в обход законного наследника завладеть Троном Льва. Как вы могли убедиться, бегство узурпатора было предотвращено благодаря засаде альбов – хотя во всех коронных летописях факт участия Бессмертных яростно отрицается по сей день.
Затаившие дыхание зрители зашумели, требуя показать еще что-нибудь. Похоже, из всего увиденного в «Альнере» колдовские картины произвели на собравшихся наибольшее впечатление. Киннамон Кадоре и молодая госпожа Сейдан переглянулись, и около ширмы теперь встала Нейрза. Она не стала плескать на ткань вином, но вычертила на ней пальцем какой-то диковинный знак, пару ударов сердца мерцавший голубым.
…Сначала появились очертания колонн – огромных, не меньше трех обхватов, покрытых с макушки до подножия красочными рисунками. Следом за колоннами возник огромный сумрачный зал, рассеченный напополам высокой и узкой дверью. Дверь выходила на расположенный высоко над землей балкон, а внизу угадывался огромный город. Зал наполняли люди – вернее, безликие призраки в ярких одеждах, выдающих придворных какого-то трона. Отчетливо выделялась только одна фигура – высокая женщина в облегающем алом платье и тонком золотом обруче на смолянисто-черных волосах. Женщина была столь прекрасна, что Диери тоненько заскулила от зависти. Ну хорошо, боги. Пускай легендарные альбы – в конце концов, они первыми явились в этот мир и могли выглядеть, как воплощенное совершенство. Но почему обычной, ходившей когда-то по земле смертной дали так много?
Судя по жестам, придворные настойчиво в чем-то убеждали свою черноволосую госпожу. Та рассеянно слушала, не отрывая взгляда от распахнутых балконных дверей. Внезапно узкий проем озарился ослепительной багровой вспышкой, заставившей отшатнуться и призраков былого, и нынешних свидетелей событий давнего прошлого. Женщина величественным жестом отмахнулась от услуг бросившихся к ней подданных, шагнула к балкону… застыла на мгновение черным тонким силуэтом на фоне яростных языков пламени – и сделала шаг в пустоту.
– Самоубийство Гесионы, царицы Офирской, в триста сорок восьмом году до основания Аквилонии, – сообщил в тишине Киннамон. – Как утверждают легенды, она покончила с собой, увидев ворвавшуюся в Ианту кхарийскую армию и получив весть о гибели супруга, защищавшего город… Сегодняшняя ночь особенно благоприятна для раскрытия тайн истории. Что еще желают узреть наши почтенные гости? Мы с удовольствием…
Конца фразы Диери не расслышала, потому что Альс ехидно прошипел ей на ухо:
– Врет он все, от первого слова до последнего. Гесиона Офирская, рьяная последовательница Ашореми, никогда не обременяла себя законным браком, живя с тем, кого считала нужным для государства и приятным для себя. Во-вторых, ей никогда не пришло бы в голову сигать с Золотой Башни. Офирцы сдали Ианту, это верно. Но в следующем же году собранная Гесионой армия вышибла кхарийцев из столицы и весело гнала аж до самого Стикса. Военачальника, приказавшего сжечь город, изловили и по приказу милейшей Гесионы бросили в змеиный ров. Веселые были времена, что да, то да.
– Ты все это придумал! – не поверила Диери.
– Чтоб мне лопнуть, если вру. Просто я слушал иные легенды, чем самоуверенный юнец, воображающий себя магиком, – с самым серьезным видом растолковал Дурной Глаз. – Знаешь что? Мне ужасно хочется проучить эту компанию. Чтобы раз и навсегда поняли отличие настоящей магии от их жалких попыток подражать таковой.
– Но ты ведь тоже не чародей, – заикнулась девица Эйтола.
– Если ты меня не выдашь, никто и не догадается о моих скромных талантах, – Альс скорчил физиономию шкодливого мальчишки.
– Пришел незваным в гости, сожрал угощение и напоследок напакостил хозяевам, – вздохнула Диери. – Ты уверен, что тебя не обнаружат?
– Эти горе-колдуны навозной кучи у себя под ногами не заметят, пока в нее не вляпаются, – фыркнул Кайлиени.
Расшумевшиеся гости выкрикивали свои пожелания касательно тех исторических тайн и казусов, которые они желали лицезреть. Уверенно побеждали взятие Пифона и подробности кончины святого Эпимитриуса. Кто-то поинтересовался, нельзя ли увидеть не прошлое, а будущее, и Киннамон начал долго и путано объяснять, якобы будущего еще не существует, отчего заглянуть в него не представляется возможным.
И тут тени на белой ширме задвигались, напоминая меняющиеся при сильном ветре облака. Стоявшая рядом Нейрза вздрогнула, изумленно заморгав – она и ее приятель еще не начали своего колдовства, а что-то уже начало происходить. Забеспокоившись, она перебралась ближе к месьору Кадоре, пытаясь жестами привлечь его внимание.
Диери украдкой посмотрела на Альса Кайлиени. Он не делал ничего особенного, рассеянно глазея поверх голов гостей и еле слышно насвистывая. Девушка прислушалась… и хмыкнула тихонько, опознав по мелодии не слишком-то пристойную уличную песенку.
Смутные тени на белом полотне постепенно обретали четкие очертания, а действо на ширме становилось все драматичнее. Некий представительного вида господин, несомненный уроженец Полуденного Побережья, бодро расправлялся с десятком нападающих в одинаковых доспехах с изображением летящей птицы. Отбивался он не обычным оружием, а светящейся штуковиной, напоминавшей длиннющую плеть. Вырвавшись из окружения, тип вскочил на поджидавшую его колесницу и умчался в облаке пыли.
Картина замутилась, сменившись новой. Тот же самый господин, но уже не в черном балахоне, а в роскошной мантии малинового бархата, хлопотал над свертком пестрой ткани. Сверток развернулся, явив небольшую, в два пальца высотой, статуэтку из прозрачного синего камня, изображавшую скачущую лошадку. Колдун – а в роде занятий незнакомца сомневаться не приходилось – старательно выводил вокруг статуэтки пентакль, украшая его замысловатыми знаками. Завершив труды, он повелительно ткнул в каменную лошадку указательным пальцем… и застыл, выпучив глаза.
Маленькая статуэтка в мгновение ока вымахала до размеров настоящей лошади. Невиданный в мире синий конь взвился на дыбы, беззвучно визжа и размахивая передними ногами. Копыто угодило прямиком в лоб заклинателю, раскроив ему череп. Магик рухнул навзничь. Конь огляделся по сторонам и устремился к огромному распахнутому окну, на скаку превращаясь из животного в неудержимый водный поток. Могучий водяной столб вылетел наружу, картинка стала быстро меркнуть, а исходящий непонятно откуда скрипучий голос размеренно вещал: