ГЛАЗ ТИГРА (сборник боевой фантастики и приключений)
Шрифт:
Чабби одарил меня взглядом, способным испепелить менее выдержанного человека, и холодно отказался зайти на глоток виски. Это могло означать, что он либо болен, либо не в настроении. А затем, что-то неодобрительно бормоча, снова исчез в темноте.
К концу четвертого дня мои нервы были на пределе. Я продолжал размышлять о странном поведении Шерри со всех точек зрения и сделал некоторые выводы.
Заключенная вместе со мной в тесных стенах пещеры, она была вынуждена, наконец, задуматься о том, что ее связывает со мной. Она влюбилась, наверно, впервые в жизни, и ее бунтарский, независимый дух воспротивился этим новым чувствам. Признаться, для меня это также не было весьма приятным переживанием. Я наслаждался краткими периодами любви и раскаянием перед каждой новой ссорой, но с жадным нетерпением ждал, когда же она осознает неизбежность своего состояния и полностью покорится ему.
Я все еще пребывал в ожидании этого счастливого момента, когда на пятый день проснулся на заре. Весь остров был охвачен странной тишиной, которая казалась почти мертвой, после рева бури. Я лежал и молча прислушивался, не открывая глаз, однако почувствовал, как Шерри пошевелилась возле меня. Я повернул голову и посмотрел ей в лицо.
— Шторм кончился, — тихо произнесла она и поднялась с постели.
Бок о бок мы вышли из пещеры навстречу раннему свету солнца и замигали, глядя на опустошение, оставленное бурей. Остров походил на поле сражения периода Первой мировой войны. Буря сорвала с пальм листву, и голые стволы, устремленные в небо, имели какой-то трагический вид. Земля под ними была густо усеяна ветвями и кокосами, Над все этим царила тишина. В воздухе не было ни какого движения, небо было бледно-голубого цвета и затянутое дымкой из взбаламученного песка и мелких морских брызг. Анджело и Чабби показались из пещеры, как два медведя, большой и маленький, в конце зимы. Они остановились, оглядываясь по сторонам.
Внезапно Анджело издал клич наподобие команчей, и на четыре фута подпрыгнул в воздух. После пяти дней принудительного заключения, его животный дух рвался наружу. Он, как борзая, пустился бежать через пальмовую рощу.
— Кто последний прыгнет в воду, тот фашист! — крикнул он, и Шерри первая приняла вызов. Она была на десять футов позади него, когда они домчались до пляжа, но в воду бросились уже одновременно, не раздеваясь, и стали бросаться друг в друга пригоршнями мокрого песка. Мы с Чабби последовали за ними размеренным шагом, более подобающим нашему возрасту. Не снимая с себя яркой полосатой пижамы, Чабби погрузил свои окорока в море.
— Хороша водичка, надо сказать, — серьезно произнес он. Я сделал затяжку, куря свою сигару сидя по грудь в воде, а затем отдал остаток сигары Чабби.
— Потеряли пять дней, Чабби, — сказал я, и он тотчас нахмурился.
— Пора приниматься за дело, — проворчал он, сидя в лагуне, облаченный в полосатую желто-малиновую пижаму, с сигарой во рту, похожий на большую коричневую лягушку.
С вершины горы мы окинули взглядом мелководную лагуну, и хотя в воздухе все еще висела легкая дымка поднятого бурей песка, нам удалось разглядеть наш вельбот. Он немного сдвинулся с первоначального места и лежал на дне на глубине двадцати футов. Его палуба была по-прежнему укрыта желтым брезентом.
Мы подняли его с помощью воздушных мехов, и как только его борт показался над поверхностью, мы вычерпали из лодки воду и подгребли к берегу.
Остаток дня мы провели, выгружая намокшее оборудование. Мы его высушили и вычистили, зарядили баллоны аквалангов, навесили моторы и приготовились к очередному посещению Пушечного Рифа.
Меня по-настоящему тревожило упущенное время. Мы теряли день за днем, сидя без дела на острове, в то время как Мэнни Резник и его бравые ребята постепенно наверстывали упущенное.
Вечером у костра мы обсудили наше положение, и все согласились, что за десять дней мы смогли доказать только то, что одна часть «Света Зари» действительно была снесена в омут. К счастью, прилив начинался рано утром, и Чабби повел судно через проход, когда коралловые зубцы были еще едва различимы в тусклом утреннем свете. Заняв боевую позицию в глубине рифа, мы обнаружили, что солнце только показало своей сверкающий верхний край над горизонтом. За пять дней, проведенных нами на берегу, руки Шерри почти полностью зажили, и хотя я тактично намекнул, что право нырять со мной в течение нескольких дней следует предоставить Чабби, мой такт и забота оказались напрасными. Она облачилась в костюм и ласты, а Чабби остался сидеть на корме, чтобы удерживать судно на месте.
Мы с Шерри быстро спустились в глубину и проникли в заросли подводного бамбука, ориентируясь по оставленным мною и Чабби буйкам. Мы работали недалеко от основания коралловых утесов, и я выделил Шерри участок для поисков между рифами и мной — так ей было легче ориентироваться.
Едва успев пройти первый квадрат, проплыв пятьдесят футов от последней отметки, Шерри настойчиво постучала по емкостям своего акваланга, чтобы привлечь мое внимание. Я поспешил к ней сквозь заросли бамбука.
Она зависла головой вниз, словно летучая мышь возле стены кораллов, и пристально рассматривала обломок скалы и мелкие осколки, устилавшие дно впадины. Шерри находилась в теки нависших кораллов, поэтому, лишь подплыв к ней вплотную, я смог разглядеть заинтересовавший ее предмет. Упираясь в скалу, покоясь на холмике мусора и водорослей, лежал длинный цилиндрический предмет, густо покрытый морской растительностью и наполовину поглощенный кораллами. Его размеры и форма несомненно указывали на то, что это произведение человеческих рук. В длину он был около девяти футов и около двадцати дюймов в поперечнике — правильной формы и очертаний. Шерри с интересом изучала его и, когда я подплыл, обернулась, недоуменно жестикулируя.
Я сразу узнал, что это, и от волнения у меня по рукам и ногам забегали мурашки. Я указательным и большим пальцем изобразил пистолет и даже разок «выстрелил» из него в Шерри, но она не поняла мою пантомиму и покачала головой. Мне пришлось нацарапать на грифельной доске и поднести к ее лицу — «пушка».
Шерри энергично закивала, закатила глаза и, в знак ликования, выпустила цепочку пузырей, а затем повернулась к пушке. Та была подходящих размеров для одного из девятифунтовых орудий, стоявших на «Свете Зари». К сожалению, что-либо прочитать оказалось невозможным, так как ее поверхность была покрыта, словно крокодиловой кожей, растительностью и ржавчиной. В отличие от колокола, найденного Джимми Нортом, пушка эта оказалась жертвой моря, лишенная защитного слоя песка.
Я подплыл ближе к массивному стволу, внимательно рассматривая его, и почти сразу обнаружил еще один, скрытый нависшим утесом. Почти три четверти этой пушки уже были поглощены кораллом. Стараясь подобраться поближе, я подплыл к нему, поднырнув под второй ствол, и погрузился в мутную от донного мусора и обломков коралла воду. Я был в двух фугах от бесформенного возвышения, когда у меня перехватило дыхание и от волнения заколотилось сердце. Я узнал то, что предстало моему взгляду. Стремительно подплыв к куче обломков, я отыскал место, где начинался неповрежденный коралл. С трудом пробиваясь сквозь гущу бамбука, я оценил размеры находки, надеясь обнаружить в ней какое-либо отверстие или неровность.
Общая масса обломков своими размерами соответствовала двум пульмановским вагонам, но только когда я раздвинул водоросли, мне удалось, разглядеть квадратный люк, из которого все еще смотрело дуло пушки. Это орудие не пострадало от всепоглощающего коралла, и я был уверен, что наша находка представляла собой целую переднюю часть «Света Зари», отломанную до главной мачты.
Я быстро оглянулся по сторонам в поисках Шерри, но увидел только ее ласты, торчащие из-за другой стороны обломков. Я оттащил ее, вынул изо рта трубку и жадно поцеловал. Она смеялась от радости, и когда я дал ей сигнал к подъему, она упрямо покачала головой и ускользнула в сторону продолжать поиск. Только спустя пять минут мне удалось оторвать ее от этого занятия и поднять на поверхность.