Глаз тигра

Смит Уилбур

Его тело начало медленно надуваться, распухая еще больше, наподобие громадной бычьей лягушки, я заволновался как бы он не лопнул. Темно-фиолетовые губы, толстые как тракторные шины, раскрылись и из розовых глубин его рта вырвался оглушающий рев.

– Всем заткнуться!

В мгновение ока кучка погромщиков онемела и замерла на месте, причем один так и остался стоять с занесенным для атаки на обшивку бара ружьем.

Исполин тяжело ступил вперед, казалось, наполняя весь салон своими гигантскими телесами. Затем он медленно опустился в мягкое кресло. Он еще раз вытер пот, взглянул на меня, и постепенно его лицо озарилось прямо-таки чудесной дружеской улыбкой, как у громадного, пухлого и очаровательного младенца. У него были крупные, безупречно белые зубы, а глаза почти исчезали в крупных черных складках.

– Мистер Флетчер, вы просто не поверите, как я рад вас видеть, – его голос был глубоким, мягким и дружеским, а акцент, как у британского аристократа – видимо, он приобрел его в каком-нибудь престижном учебном заведении. Он говорил по-английски лучше, чем я. – Я давно уже мечтал о встрече с вами, можно сказать, годы.

– Это звучит весьма участливо с вашей стороны, адмирал. – В такой форме он не мог быть ни рангом ниже.

– Адмирал! – повторил он с восторгом. – Мне это нравится. – Все его тело затряслось, начиная с подрагивания огромного живота и кончая ртом, с жадностью хватающим воздух.

– Увы, мистер Флетчер, моя внешность ввела вас в заблуждение, – он даже слегка расцвел, пощупал медали и поправил фуражку. – Я всего лишь скромный командующий в чине лейтенанта.

– Кто бы мог подумать, лейтенант.

– Нет, нет, мистер Флетчер, не тратьте ваше время на сочувствие. У меня есть власть, какую только можно пожелать. – Он снова остановился, чтобы набрать воздух и вытереть набежавший пот.

– У меня есть власть, чтобы казнить и миловать, поверьте мне.

– Я верю вам, сэр, – честно признался я. – Пожалуйста, не беспокойтесь, я верю вам на слово без всяких доказательств.

Он опять громогласно рассмеялся, чуть было не задохнувшись при этом, затем откашлялся, выплюнул кусок желтоватой мокроты на пол и снова обратился ко мне.

– Вы нравитесь мне, мистер Флетчер, очень даже нравитесь. Я думаю, что важно не терять чувства юмора. Я также полагаю, мы могли бы стать с вами хорошими друзьями.

Вот в этом я сомневался, но тем не менее улыбнулся.

– В знак моего особого расположения, вы можете обращаться ко мне просто по имени – Сулейман Дада, – представился он.

– Я ценю ваше доверие, поверьте, Сулейман Дада, и, в свою очередь, вы можете звать меня просто Харри.

– Харри, – сказал он. – Давайте вместе выпьем по глоточку виски.

В это мгновение в салон вошел еще один человек. Худощавая мальчишеская фигурка, одетая не в привычную униформу колониальной полиции, а в шелковый облегченный костюм, шелковую рубашку лимонного цвета и галстук в тон, на ногах туфли крокодиловой кожи. Редкие светлые волосы были тщательно зачесаны вперед, будто их прилизала корова, пушистые усики были также аккуратно подстрижены. Однако походка его была неуверенной и осторожной, словно щадящей какую-то рану. Я улыбнулся ему.

– Ну, как теперь себя чувствует твой мешочек, Дейли? – спросил я участливо, но он не ответил, а направился сразу к Сулейману и сел возле него.

Дада протянул свою огромную лапищу и взял бутылку шотландского виски, принесенную одним из его подчиненных из моих старых запасов, и жестом приказал другому принести стаканы из разбитого бара.

Когда в руках у каждого из нас оказался стакан виски, Дада выдал тост: «За долгую дружбу и всеобщее процветание».

Мы выпили, я и Дейли осторожно, а Дада залпом и с нескрываемым удовольствием. Пока его голова была откинута назад, а глаза закрыты, один из его ребят попытался стащить стоящую на столе бутыль виски. Не опуская стакана, Дада отвесил ему такую мощную оплеуху по голове, что от удара она откинулась назад, а бедняга полетел через весь салон, где закончил падение, ударившись о разбитый бар. Затем он осел на пол и долго не мог прийти в себя. Я понял, что Сулейман несмотря на свою тучность, обладал быстрой реакцией и недюжинной силой.

Он осушил свой стакан, поставил его и вновь наполнил. Он опять взглянул на меня, но выражение его лица изменилось. Несмотря на шарообразные складки жира, клоун исчез и я остался перед лицом проницательного, опасного и абсолютно безжалостного противника.

– Харри, я понимаю, что вы и инспектор Дейли не довели до конца свою недавнюю дискуссию, – я только пожал плечами. – Мы все здесь понимающие люди, Харри, в этом я уверен.

Я промолчал, продолжая изучать с глубокомысленным видом стоящий передо мной стакан виски.

– Я нахожу это удачным. Ведь подумайте, что может произойти с непонимающим человеком в вашей ситуации, – он остановился и прополоскал горло глотком виски.

Пот блестел подобно угревой сыпи на его носу и подбородке.

– Прежде всего, непонимающий человек может стать свидетелем того, как членов его команды выведут одного за другим и казнят. Для этого мы используем топорики. Неприятное занятие, тем более, что инспектор Дейли утверждает, что у вас с этими двумя особенно теплые отношения.

Чабби и Анджело заерзали на своих местах.

– Затем, непонимающий человек увидит, что его судно уводят в залив Зинбалла. А раз так, то вернуть его не представляется возможным. Судно будет попросту официально конфисковано, прямо из моих скромных рук.

Он остановился и показал свои скромные руки, протянув их прямо к моему носу. Они подошли бы самцу гориллы. Мы оба на мгновение уставились на них.

– Ну, а затем, непонимающий человек может оказаться в тюрьме Зинбаллы, которая, как вы догадываетесь, является политической тюрьмой с максимальной охраной.

Мне уже доводилось слышать о тюрьме Зинбаллы, как и любому на побережье. Те, кто покидал ее, были либо мертвы, либо сломлены телом и духом. Ее еще звали «львиная клетка».

– Сулейман Дада, позвольте заверить вас в том, что я один из самых понятливых по своей натуре людей, – пообещал я, а он снова расхохотался.

– Я был в этом уверен, – сказал он. – Я таких людей за версту вижу.

Он снова стал серьезным. Я подумал, если мы сейчас снимемся с якоря, до того, как изменится прилив, мы сможем выйти в прибрежный проток до полуночи.