Глаз тигра
Шрифт:
Я устроился у разбитого входа в трюм, сжав конец шланга обеими руками. Шерри направила луч фонаря на темную массу груза и я медленно провел концом шланга над прогнившим грузом.
Я сразу увидел, что дело пойдет. Мелкие частицы чудесным образом исчезли в шланге, у носа которого образовался небольшой водоворот – насосом втягивало воду и плавающие частицы мусора.
На такой глубине, с давлением, создаваемым мотором на бензине, наш насос должен был пропускать около тридцати тысяч галлонов воды в час – вполне приличный объем. В считанные секунды я очистил поле работ, и у нас была неплохая видимость. Я уже мог начать работать ломиком, отламывая крупные куски и проталкивая их в проход позади нас.
Несколько раз мне пришлось прибегнуть к помощи блока, чтобы передвинуть какой-нибудь крупный ящик, но чаще всего я продвигался вперед, работая только шлангом и ломиком.
Мы передвинули почти пятьдесят кубических футов груза, прежде чем подняться наверх и сменить баллоны с воздухом. Оставив конец шланга, мы прикрепили его накрепко к пассажирской палубе и поднялись наверх навстречу почестям. Анджело был в неописуемом восторге, и даже Чабби улыбался.
Вода вокруг шхуны была мутной и грязной, будто смешанная с густым супом из мусора, который мы выкачали из трюма. Анджело собрал целое ведро мелких предметов, которые насос выплюнул в сито. Это была настоящая коллекция пуговиц, гвоздей, небольших украшений с женских платьев, несколько медных и серебряных монет того времени и прочих мелочей из металла, стекла и кости.
Я сам горел нетерпением вернуться к работе, Шерри тоже была настойчива, и мне пришлось отдать наполовину выкуренную сигарету Чабби и мы снова нырнули.
Проработав около пятнадцати минут, я наткнулся на угол ящика, похожего на те, что мы уже очистили. Хотя дерево уже давно стало пористым, как пробка, пазы были укреплены железными обручами и гвоздями. Нам пришлось как следует потрудиться, прежде чем я выломал планку. Следующая планка поддалась с меньшими усилиями, и я ощупал содержимое. Внутри оказалась прокладка из полусгнивших и спутанных растительных волокон.
Я вытащил большую их часть, едва не засорив отверстие шланга, но потом эта масса пошла вверх к вельботу. Я почти потерял интерес к этому ящику и уже было собрался работать в другом месте, но Шерри знаками показывала свое неодобрение – она качала головой, стучала мне по плечу, отказывалась направлять свет фонаря в любую другую сторону, кроме этой непривлекательной массы гнилья. Позже я спросил ее, почему она так настаивала, но она лишь моргнула и серьезно произнесла: «Женское чутье, милый. Тебе не понять». Поддавшись на ее уговоры, я снова занялся ящиком. На этот раз я снимал более тонкие слои массы, чтобы не засорить шланг.
Я снял уже около шести дюймов грязи, когда, наконец, в глубине своих раскопок заметил металлический блеск, сразу ощутил прилив уверенности и в бешенном нетерпении выломал следующую планку. Отверстие увеличилось, и мне стало легче работать.
Медленно, слой за слоем, я снимал слежавшееся волокно. Я понял, что это была солома, в которую первоначально был обернут груз. Он проступал постепенно, как картина сна.
Первый слабый блеск превратился в золотое сияние чудесно обработанного металла. Я почувствовал, как Шерри впилась мне в плечо и прильнула ко мне сзади.
Показались нос и рот, искривленный в диком оскале, обнажившем золотые клыки и выгнутый язык, затем мощный лоб, шириной в мои плечи, и плотно прижатые к черепу уши. И посередине широкого лба была единственная пустая глазница, отчего зверь выглядел трагично – незрячим, словно изуродованное божество.
Меня объяло почти религиозное благоговение. Я вглядывался в эту громадную, мастерски исполненную голову тигра, что предстала пред нами. У меня по спине промелькнуло что-то скользкое и холодное, и я непроизвольно обернулся, окидывая испуганным взглядом гнетущий мрак трюма. Я был готов к встрече с притаившимися духами Могольских принцев, стерегущих сокровища.
Шерри снова сжала мне плечо, и я переключил внимание на золотого идола. Но чувство страха было так велико, что мне пришлось силой заставить себя возобновить удаление упаковки. Я работал очень осторожно, осознавая, что даже малейшая царапина или повреждение могут существенно снизить ценность и красоту статуи.
Когда наше рабочее время истекло, мы отплыли в сторону, чтобы взглянуть на обнажившиеся плечи и голову. Луч фонаря горел на золотой поверхности стрелами яркого света, отчего трюм казался чем-то вроде святилища. Затем мы повернулись, оставив сокровища в тиши и мраке, а сами начали подъем навстречу свету солнца.
Чабби тотчас догадался, что произошло нечто значительное, но не проронил ни слова, пока мы не взобрались на вельбот и молча сбросили акваланги. Я зажег сигару, сделал глубокую затяжку и даже не стал стряхивать струи морской воды, стекавшие с моих мокрых волос по щекам. Чабби выжидающе наблюдал за мной, а Шерри уединилась в сторонке, погруженная в свои собственные мысли.
– Нашли? – наконец не выдержал Чабби, и я кивнул.
– Да, Чабби, все там, – я удивился, услышав свой голос, такой хриплый и неуверенный.
Анджело еще не уловил нашего настроения и оторвал взгляд от снаряжения, которое он в тот момент складывал. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но постепенно и до него дошло наше напряжение. Мы все замолкли, не в силах говорить. Я не ожидал, что все произойдет вот так и посмотрел на Шерри. Она, наконец, взглянула на меня в ответ, но ее взгляд был полон тайных мыслей.
– Вернемся домой, Харри, – сказала она, и я кивнул Чабби. Он привязал к шлангу буек и бросил его за борт, чтобы воспользоваться им на следующий день. Затем он завел мотор и развернулся, чтобы войти в проход. Шерри встала, пробралась ко мне и села рядом. Я обнял ее за плечо. Мы оба молчали, пока вельбот не уткнулся мягко носом в белый песок пляжа.
На закате мы с Шерри вскарабкались на пик воле лагеря и сидели там, прижавшись друг к другу, глядя на риф. Мы наблюдали, как солнечный свет бледнел над морем, и омут в Пушечном Рифе погружался в темноту.
– У меня какое-то чувство вины, – прошептала Шерри. – Будто мы совершаем страшное святотатство.
– Да, – согласился я. – Я понимаю, что ты хочешь сказать.
– Эта вещь – она как будто живет своей собственной жизнью. Странно, что мы прежде всего открыли голову, а не какую-то другую часть. Она как-то внезапно со злом взглянула на нас. Шерри содрогнулась и немного помолчала.