Глаз в пирамиде
Шрифт:
Мэвис мрачно кивнула.
— Это их самый священный храм.
— Другими словами, — подытожил Джордж, — вы хотите меня убедить в том, что люди, уничтожившие Атлантиду, все еще существуют. Они обладают таким же могуществом, как в прежние времена?
— В принципе, да, — ответил Хагбард.
— Это те самые иллюминаты, о которых ты мне рассказывал?
— Иллюминаты, или Древние Видящие Иллюминаты Баварии, это одно из названий, которые они используют.
— То есть они появились не в 1776 году, а задолго до этого, так?
— Так, — подтвердила Мэвис.
— Тогда зачем вы лгали мне, рассказывая историю иллюминатов? И почему, черт возьми, они до сих пор не захватили мир, если они такие могущественные? Когда наши предки были дикарями, они могли
— Я лгал тебе потому, — ответил Хагбард, — что человеческий ум способен воспринимать истину дозированно, по крупицам. Кроме того, посвящение в дискордианство предполагает несколько стадий. Второй вопрос сложнее. Но я попытаюсь ответить как можно проще. Почему они еще не захватили весь мир? Есть пять причин. Во-первых, существуют организации, например дискордианцы, которые почти столь же могущественны, как иллюминаты, и знают почти столько же, сколько иллюминаты, и потому способны им помешать. Во-вторых, иллюминаты слишком малы как группа для взаимного творческого обогащения, без которого немыслим любой прогресс, и поэтому им не удалось существенно подняться над тем технологическим уровнем, которого они достигли тридцать тысяч лет назад. Как и китайским мандаринам. В-третьих, иллюминаты ограничены в своих действиях некоторыми суевериями, которые отдалили их от других атлантов. Как я тебе говорил, эти верования стали первой мировой религией. В-четвертых, иллюминаты — существа слишком изощренные, безжалостные и испорченные, чтобы стремиться к захвату мира: они забавляются тем, что играют с миром. В-пятых, иллюминаты на самом деле управляют миром, и все, что происходит, происходит с их молчаливого согласия.
— Эти причины противоречат одна другой, — заметил Джордж.
— Такова сущность логического мышления. Все суждения в некотором смысле истинны, в некотором смысле ложны и в некотором смысле бессмысленны.
Хагбард не улыбался.
Пока они говорили, подводная лодка описала большую дугу, оставив далеко позади Пирамиду Глаза. Исчез и сам глаз, изображенный на восточной стене пирамиды. Внизу виднелись руины маленьких городков на вершинах гор, торчавших из темных глубин, гор, которые, несомненно, когда-то были морским побережьем Атлантиды.
— Для тебя есть работа, Джордж, — сказал Хагбард. — Она тебе понравится, и ты захочешь ею заниматься, но она тебя испугает. Мы поговорим о ней, когда попадем на Чесапикскую базу. А пока давай спустимся в трюм и осмотрим наши приобретения.
Он щелкнул переключателем.
— БАРДАК, хватит тебе задницу чесать. Бери на себя управление этой посудиной.
— Я осмотрю статуи позже, — сказала Мэвис. — Сейчас мне надо заняться другими делами.
Джордж спускался вслед за Хагбардом по ковровому покрытию ступенек, шел по коридорам, обшитым сверкающим полированным дубом. Наконец они вошли в огромный зал, вымощенный мраморными плитами. В центре находились четыре высокие статуи, вокруг которых сгрудилась группа мужчин и женщин, одетых в такие же тельняшки, как у Хагбарда. Когда Хагбард вошел, они перестали переговариваться, и отошли в сторону, дав ему возможность как следует осмотреть скульптуры. На полу растеклись лужи воды.
— Статуи не вытирать, — сказал Хагбард. — Каждая молекула драгоценна в своем нынешнем виде, и чем меньше прикосновений, тем лучше. — Он подошел к ближайшей статуе и долго ее рассматривал. — Что скажешь? Это верх совершенства. Можешь ты себе представить, каким было их искусство до катастрофы? И осмыслить, что Неразрывный Круг уничтожил все его следы, не тронув только эту грубую глупую пирамиду.
— Которая остается величайшим шедевром керамической технологии в истории человеческой расы, — сказала одна из женщин. Джордж оглянулся вокруг в поисках Стеллы Марис, но ее там не было.
— Где Стелла? — спросил он Хагбарда.
— Наверху, присматривает за хозяйством. Она осмотрит статуи позже.
Скульптуры не имели ничего общего с памятниками любой из культур, которые знал Джордж, хотя этого, в конце концов, и следовало ожидать. Они казались одновременно реальными, фантастическими и абстрактно-интеллектуальными.
И в то же время статуи были совершенно уникальными — некоторые качества, несомненно, утрачены цивилизациями, предтечей которых была Атлантида, но некоторые их черты можно было обнаружить и в общеизвестном мировом искусстве, поскольку другие цивилизации их сохранили и увековечили. Как понял Джордж, это было древнее искусство; и рассматривать эти статуи было так же удивительно, как услышать разговор на самом первом человеческом языке.
Пожилой матрос показал на самую дальнюю от Джорджа и Хагбарда статую.
— Взгляните на эту блаженную улыбку. Могу поспорить, эту статую задумала женщина. Это мечта каждой женщины — быть абсолютно самодостаточной.
— Иногда, Джошуа, — сказала восточная женщина, уже подававшая реплику, — но не всегда. Сейчас я предпочитаю это, — она показала на другую статую.
Хагбард расхохотался.
— Ты считаешь, что это просто красивый, здоровый орагенитализм, Цзуси. Но ребенок в женских руках — это Сын Без Отца, Саморожденный, а пара на пьедестале статуи символизирует Неразрывный Круг Груада. Обычно это змей, кусающий себя за хвост, но в некоторых древних представлениях пара в оральном сношении символизирует бесплодную похоть. Нелюбимая Мать поставила ногу на голову мужчины, показывая, что она победила похоть. Вся скульптура — это продукт самого отвратительного атлантического культа. Именно там впервые ввели человеческие жертвоприношения. Сначала они практиковали кастрацию, но потом отрезание яиц переросло в убийство мужчин. Позже, когда женщин удалось покорить, в жертву приносилась девственница, предположительно отдаваемая Нелюбимым, пока она была еще непорочна.
— Нимб над головой ребенка похож на символ мира, — заметил Джордж.
— Символ мира, черта с два, — сказал Хагбард. — Это древнейший символ зла. Разумеется, в культе Неразрывного Круга он считался символом добра, но суть от этого не меняется.
— Они не могли быть настолько порочными, если создали такую красоту, — упрямо не соглашалась восточная женщина.
— Разве узнаешь об испанской инквизиции, глядя на изображение яслей в Вифлееме? — спросил Хагбард. — Не будь наивной, мисс Мао. — Он повернулся к Джорджу. — Каждая из этих статуй бесценна. Но немногие люди об этом знают. Я отправлю тебя к тому, кто знает. К Роберту Патни Дрейку. Это один из самых тонких ценителей мирового искусства и глава американского отделения всемирного преступного синдиката. Ты встретишься с ним и передашь от меня в подарок эти четыре статуи. Иллюминаты планировали заручиться его поддержкой при помощи золота из храма Тефиды. Но я выйду на него первым.
— Если им нужны были только эти четыре статуи, зачем они пытались поднять весь храм?
— Возможно, они хотели переправить храм на хранение в Агхарти, их цитадель под Гималаями. Я никогда не подходил к храму Тефиды ближе, чем сегодня, но мне кажется, это кладезь свидетельств о Верхней Атлантиде. А если так, то вполне понятно, что иллюминаты хотят его перенести. До последнего времени у них не было на это причин, ведь никто, кроме иллюминатов, не мог опускаться на океанское дно. Теперь с таким же, если не с большим, успехом сюда спускаюсь я, а вскоре начнут спускаться и другие. Несколько стран и многие группы частных лиц исследуют подводный мир. Иллюминаты решили, что пора окончательно убрать все свидетельства о Верхней Атлантиде.
— Они уничтожат город, который мы видели? А что будет с Пирамидой Глаза?
Хагбард покачал головой.
— Они не возражают, чтобы были найдены позднеатлантические руины, которые ничего не расскажут о существовании иллюминатов. Что касается Пирамиды Глаза, то, как мне кажется, здесь у них реальная проблема. Уничтожить Пирамиду невозможно, а если бы даже они и могли, то не захотели бы. Она явно свидетельствует о существовании в прошлом сверхцивилизации.
— Хм, — сказал Джордж, которому вовсе не улыбалось встречаться с главой американского преступного синдиката, — тогда нам следует вернуться и самим раскопать храм Тефиды, пока его не захватили иллюминаты.