Глаз времени
Шрифт:
— Они привыкли к чужакам, — объяснил Коля. — Если я не ошибся со временем, то перед нами — столица империи. Нам не стоит недооценивать этих людей.
— Ах, об этом не беспокойся, — зловеще сказала Сейбл.
По мере того как они приближались к центральному комплексу, присутствие солдат становилось все более заметным. Повсюду были видны лучники и меченосцы в полном боевом облачении, готовые в любую минуту броситься на врага. Даже те, кто в тот момент был не при исполнении, отрывались от еды или игры в кости и провожали чужаков настороженным взглядом. Эту огромную палатку, должно быть, охраняла тысяча
Путники приблизились ко входу в павильон, который был настолько большим, что в нем поместилась бы целиком вся палатка Скакатая. Над входом висел штандарт из хвостов белых яков. Здесь снова произошел разговор со стражей, и внутрь комплекса отправили гонца.
Спустя какое-то время гонец вернулся с человеком более высокого роста, явно азиатского происхождения, но, на удивление, с голубыми глазами. На пришедшем был изысканно вышитый камзол и шаровары. С ним пришла команда советников. Он тщательно осмотрел космонавтов и их снаряжение, легонько проведя рукой по ткани комбинезона Сейбл, и его глаза сузились от любопытства. Бегло и невнятно он поговорил со своими советниками, затем щелкнул пальцами, развернулся, явно намереваясь удалиться. Слуги начали вытаскивать из телеги вещи космонавтов.
— Нет, — громко сказала Сейбл.
Коля весь съежился, но женщина твердо стояла на своем. Высокий человек медленно повернулся и посмотрел на нее широкими от удивления глазами.
Она подошла к телеге, вытащила кусок парашютной ткани и расправила его перед ним.
— Все это принадлежит нам. Даругхачи Тенгри. Ферштейн? Оно останется при нас. А этот материал — наш подарок императору, подарок с небес.
— Сейбл… — нервно сказал Коля.
— Нам все равно нечего терять, Коля. Все-таки ты начал этот театр.
Высокий человек колебался. Затем его лицо расплылось в улыбке. Резким голосом он начал раздавать указания, и один из его советников побежал в комплекс.
— Он понимает, что мы блефуем, — сказала Сейбл. — Но не знает, что с нами делать. Сообразительный попался.
— Если он настолько умен, то нам следует быть осторожнее.
Советник вернулся и привел с собой европейца. Это был небольшой, низкорослый мужчина, которому могло быть около тридцати, но из-за слоя грязи на лице и всклокоченных, давно нестриженных волос и бороды сказать точно было трудно. Он смотрел на них бегающими глазками, полными корысти. Затем быстро заговорил с Колей.
— Смахивает на французский, — сказала Сейбл.
Оказалось, что так оно и есть. Европейца звали Базиль, и он родился в Париже.
Их проводили в комнату, очевидно служившую приемной, в которую девочка-прислужница принесла еду и питье — куски мяса, приправленные специями, и что-то похожее на лимонад. Ей было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше, она была полной, и, кроме нескольких вуалей, на ней почти ничего не было. К тому же в ее лице Коля разглядел немного европейского. Ее глаза были пусты, и он задумался над тем, как далеко ее увезли от дома.
Вскоре им стал понятен замысел высокого вельможи. Базиль в совершенстве владел монгольским языком и должен был служить в качестве переводчика.
— Они думают, что все европейцы говорят на одном языке, — поведал им Базиль. — От Уральских гор и вплоть до Атлантического океана.
Коля говорил по-французски довольно хорошо — даже лучше, чем по-английски. В школе он учил его в качестве второго иностранного. Но ввиду того, что французский язык, на котором говорил Базиль, сформировался лишь спустя несколько веков после появления французской нации как таковой, понять парижанина было нелегко.
— Это все равно, что беседовать с Чосером, — попытался объяснить Криволапов Сейбл. — Только представь себе, как сильно изменился с тех пор английский язык… Я уж не говорю о том, что Базиль, наверное, родился за сто лет, или даже больше, до Чосера.
Но Сейбл никогда прежде не слышала о Чосере.
Базиль оказался человеком гибкого ума и очень понятливым, и, к великому удивлению Коли, который полагал, что у них уйдет на взаимное приспосабливание намного больше времени, спустя пару часов они научились довольно сносно понимать друг друга.
Базиль рассказал, что был торговцем и приехал в столицу мира, чтобы сколотить состояние.
— Торговцы обожают монголов, — признался он. — Ведь они открыли нам Восток! Китай, Корею… — Понадобилось время, чтобы понять названия стран, которые он упоминал. — Естественно, что большинство из них — это мусульмане и арабы, так как во Франции большая часть населения даже и не подозревает, что монголы вообще существуют.
Базиль улучил момент и начал задавать космонавтам вопросы: откуда они пришли, чего хотят, что с собой привезли.
— Послушай, друг, — перебила его Сейбл, — нам не нужен агент. Твоя работа сделать так, чтобы э-э… тот высокий понимал, что мы ему говорим.
— Йэ-лю, — сказал Базиль. — Его зовут Йэ-лю Чью-тсай. Он из кидани [22] …
— Отведи нас к нему, — сказала Сейбл прямо.
Базиль пробовал возразить, но слова были произнесены таким тоном, что понять их можно было и без перевода. Он хлопнул в ладони, и в комнату вошел камергер, чтобы препроводить к самому Йэ-лю.
22
Кидани (китаи) — кочевые племена монгольской (согласно китайской историографии — тунгусской) группы, в древности населявшие территорию современной Внутренней Монголии, Республики Монголия и Маньчжурии.
Они шли по фетровым коридорам, нагнув головы: потолки не были рассчитаны на людей их роста.
Йэ-лю возлежал на низком диване в небольшой комнате этого палаточного дворца. Вокруг него суетились слуги. Перед собой, на полу, он разложил выцветшие схемы, похожие на карты, компас и разную мелочь — кусочки драгоценностей, маленькие монеты. Элегантным движением руки Йэ-лю велел вошедшим сесть на диваны, которые были ниже того, на котором лежал он сам.
Йэ-лю был терпеливым человеком. Вынужденный задавать вопросы через ненадежную цепь перевода Базиля и Коли, он спросил у пришельцев, как их зовут и откуда они прибыли. Услышав от космонавтов ответ, который уже успел стать их визитной карточкой, — с Тенгри, с Небес, — он закатил глаза. Пусть он и был звездочетом, но дураком точно не был.