Глаза, чтобы плакать (сборник)

Дар Фредерик

– Ответь, – попросила она, – умоляю тебя, ответь.

– Я был зол на тебя, – сказал молодой человек.

Это прозвучало так неожиданно, что она замерла.

– Ты был зол на меня? – недоверчиво повторила Лиза.

– Из-за того, что ты свободна, – объяснил Франк.

– Но ведь я не была свободна, – закричала она, – раз ты был в тюрьме!

Франк протянул ей свои скованные руки.

– Посмотри! – сказал он.

Лиза опустила голову.

– А теперь ты сможешь повторить, что была несвободна?

Взяв руки своего друга, она по очереди поцеловала их.

– Я

была пленником не камеры, а навязчивой идеи, Франк. Вытащить тебя из этой тюрьмы! День и ночь я повторяла: стены – это чепуха, хотя он и сидит за ними, но он жив! Я ходила гулять в порт. Я смотрела на старые разрушенные укрытия для подводных лодок, они были такими прочными, их так тщательно сработали, а я говорила себе: "Все, что делают люди, так хрупко, что я должна суметь вытащить его оттуда". И я вытащила тебя! – закричала она. – Я вытащила тебя, Франк!

Он моргнул, что могло сойти и за благодарность.

– Ты все время жила в Гамбурге?

– Иногда я ездила в Париж.

– Развеяться? – серьезно спросил Франк.

– Чтобы не потерять связь с остальными ребятами. Я чувствовала, что однажды они смогут мне помочь.

– Ребята, – мечтательно повторил Франк. – Что с ними стало?

Она понизила голос:

– О, без тебя вся компания... Как будто на вязанке дров развязали веревку: все рассыпалось. Каждый начал работать в одиночку. Только Паоло и Фредди действовали сообща, только они были милы со мной.

– Ах, вот как! – вырвалось у Франка.

Эта реакция успокоила Лизу. Значит, у него появился интерес, он снова начинает соприкасаться с жизнью. Скоро Франк потихоньку пустится в дорогу. Не нужно торопить события. Сейчас он похож на остывший мотор, его осторожно, не форсируя, следует прогреть.

– Когда я сказала им, что можно попытаться устроить твой побег, они не колебались ни секунды, не сделали ни одного замечания.

Франк кивнул.

– А Париж? – спросил он.

– Что Париж?

– Когда я думал о деревьях, я думал о парижских деревьях.

– Их становится все меньше и меньше.

– Ах, ну да: всюду бетон, – прошептал он. – Впрочем, как и в других местах... Ты себе и представить не можешь, сколько парижских улиц я открыл для себя в этой гамбургской тюрьме. Улицы, чьи названия я не знаю, по которым я проходил всего один раз в жизни, но они снова ожили в моей памяти, с их маленькими лавочками и серыми ставнями на окнах. Улицы Монпарнаса, улицы Нейи, улицы Аньера, а еще – бары, скверы, парк де Пренс. Даже Сена, такая, какой ее изображают на открытках. Когда покидаешь Париж, вспоминаешь о нем как турист.

– Как приятно слушать тебя, – сказала Лиза с зачарованным видом. – Видишь ли, Франк, даже если нас схватят, я думаю, что момент, который мы сейчас переживаем... Понимаешь?

– Да, – сказал Франк, – я понимаю. Нужно уметь умещать всю жизнь в несколько минут.

– Каждый день, – сказала она, – я бродила около тюрьмы. Я писала тебе об этом.

– Да, я читал. Мне даже кажется, что однажды я увидел тебя!

– Правда?

– Я попал в лазарет из-за раны на пальце. Окна там закрашены, но в одном месте краска облупилась.

Он задумался.

– Да, думаю, что это была ты. У тебя есть зеленое пальто?

– Нет, – ответила Лиза.

– Значит, это была не ты. Глупо было думать об этом силуэте в течение нескольких месяцев, воображая у него твое лицо, Лиза...

Взглянув на нее, Франк прошептал:

– Твое прекрасное лицо...

* * *

Лифтер пожал руку своему коллеге и отправился за велосипедом, стоявшим в закутке, предназначенном для личных вещей обслуживающего персонала. Надев длинный черный плащ и вязаные шерстяные перчатки, он вернулся к лифту, но на этот раз в качестве пассажира.

– До завтра, – бросил ему вслед коллега.

Лифтер, закончивший свою работу, был старым человеком с отекшим лицом. На последней войне он потерял ногу и с тех пор пользовался специальным велосипедом с зафиксированным колесам, на котором была всего одна педаль. Он спустился вместе с рабочими, благоразумно сгрудившимися на тротуарах лифта, – центр кабины был занят автомобилями и мотоциклами.

Когда лифт спустился вниз, лифтер пропустил всех остальных пассажиров, потому что, будучи сознательным человеком, он всегда чувствовал себя при исполнении служебных обязанностей. Оказавшись один, он направился к зияющей решетке и тут-то обнаружил два черных мотоцикла, поставленных на тротуаре. Он удивленно огляделся, никого не увидел и подошел к мотоциклам. Это были подержанные мотоциклы, их просто недавно покрасили. Наконец, старик выехал из лифта и пересек туннель, старательно нажимая на педаль. Выехав из второго лифта, вместо того чтобы уехать, он направился к конторе, где у фаянсовой печки грелись служащие.

– В левобережном лифте кто-то бросил два мотоцикла, – сказал он.

Его коллеги замолчали и недоверчиво взглянули на него. Каждый день в контору приносили забытые вещи: перчатки, велосипедные насосы, сумки и шарфы. Но никто еще не находил двух мотоциклов.

– Скажите-ка, папаша Кути, у вас, наверное, галлюцинации! – захихикал начальник.

Калека пожал плечами.

– Два черных мотоцикла, – сказал он. – Пойдите сами посмотрите.

И лифтер вышел, осторожно прикрыв за собой стеклянную дверь. Его искалеченная фигура скрылась в туманной дымке. Служащие вопросительно посмотрели на своего начальника. Тот снял телефонную трубку и вызвал противоположный берег, чтобы проверить эту информацию.

* * *

– Это дорого обошлось, не так ли? – спросил Франк.

– Что? – не поняла Лиза.

– Мой побег. Что, немецкие наемники любят монету?

– Сто тысяч марок, – небрежно бросила Лиза.

Франк присвистнул. Затем, после короткого молчания, спросил с некоторой робостью:

– А как ты их достала?

Лиза опустила подбородок.

– Благодаря Паоло и Фредди, – лаконично объяснила она.

Франк хотел было что-то ответить, но ему помешал какой-то шум, идущий со склада.