Глаза, чтобы плакать
Шрифт:
Мне страшно хотелось напиться, но я благоразумно решил этого не делать, вспомнив о прошлом похмелье. После долгих колебаний я все-таки решился пойти в кино, где показывали какой-то вестерн, красочный щит с рекламой которого привлек мое внимание. Отсидев сеанс, я увидел лишь череду пестрых картинок, никоим образом не связанных между собой.
Из-за отвратительного дубляжа казалось, что актеры объясняются на каком-то непонятном диалекте. Между восклицаниями шерифа, рыданиями героини, звоном бубенцов дилижанса мне чудилось зловещее шипение газа, заполняющее пространство
Я считал секунды... Досчитался до такого числа, которое не мог и выговорить, остановился и спросил себя: "А теперь? Все кончено?" Я вместе с Люсией переживал ее бессознательную агонию. В мыслях своих я давал ей еще несколько мгновений побыть на этом свете и вновь принимался считать: один... два... три... А сейчас она уже мертва?
Наконец, экран заполнили готические буквы: "The End". Музыка зазвучала громче. Зрители стали с шумом подниматься со своих мест. Машинально я последовал их примеру. Выходя вместе со всеми на центральную аллею, я внезапно представил себя участником похоронной процессии.
Хоронили Люсию.
5
На бульваре Ланн я вернулся на автобусе, всю дорогу простояв на задней площадке и подставив лицо дующему в окошко пьянящему ветру.
Как обычно, дверь мне открыл Феликс. Он ревностно выполнял свои обязанности, и не ложился до тех пор, пока все обитатели дома не расходились по своим комнатам.
– Мадам ждет вас у себя, – сообщил он. – Она настоятельно просила, чтобы вы зашли к ней, как только вернетесь.
Я почувствовал, что земля уходит у меня из-под ног. В голове стало абсолютно пусто. Поймав на себе удивленный взгляд Феликса, я прохрипел:
– Мадам?
– Да...
Я бегом бросился в комнату Люсии. Она, по своему обыкновению, возлежала в картинной позе на кровати. На мой взгляд, в жизни она играла больше, чем на сцене или съемочной площадке.
Глаза актрисы ликующе сияли. Она казалась чрезвычайно довольной и удовлетворенной.
– Заходи, мой дорогой убийца!
Я сделал несколько шагов по толстому ковру.
– Не нужно смотреть на меня с таким ужасом, Морис. Ты видишь не призрак, а живую женщину.
Люсия поднялась, чтобы налить себе выпить. На комоде в стиле Людовика XV постоянно стоял поднос с ликерами. Актриса некоторое время согревала стакан в ладонях, затем посмотрела на меня сквозь налитую в него зеленую жидкость.
– Ты меня еще плохо знаешь, муженек! Я бодрствую, когда все считают, что я сплю. Я выгляжу озабоченной, но в голове у меня в это время гуляет ветер. Я едва сдерживаю смех, а кажусь вне себя от гнева. – Я покорно уселся на неустойчивый стул: очередной театральный номер начался. – Представь себе, я прекрасно видела твою мизансцену с газом. Более того, я ничего не предприняла, чтобы избежать страшной участи, которую ты мне уготовил. Даже после твоего ухода! У меня хватило сил принять эту смерть. По правде говоря, о подобном конце актриса может только мечтать. Умереть от руки молодого любовника, согласись, гораздо приятнее,
Подобные рассуждения испугали меня. Похоже, ради рекламы Люсия была способна и полюбить, и пожертвовать своей жизнью.
– Видишь ли, я прожила жизнь, согретая лучами славы, и ни в коем случае не хочу допустить прозаического конца. Но судьба капризна, муженек.
Я окончательно убедился, что она продолжала называть меня так специально, чтобы позлить.
– Представь себе, что в твоей комнате перекрыли газ. Глупо получилось, не правда ли?
Я улыбнулся.
– Надеюсь, ты сообщила об этом в полицию? Неплохая получилась бы реклама для тебя и твоего фильма: партнер Люсии Меррер покушается на ее жизнь.
Люсия, на мгновение увлеченная этой идеей, задумалась.
– Да, конечно. Только ведь ты, скорее всего, будешь все отрицать?
– Еще как! Я во всеуслышание объявлю тебя лгуньей и выжившей из ума старухой!
Заглянув в ее потемневшие от бешенства глаза, я почувствовал горьковатый привкус риска. Мне доставляло патологическое наслаждение вызывать ее гнев с помощью булавочных уколов.
– В таком случае забудем об этом.
– Благодарю тебя за очередной подарок...
Люсия вздрогнула.
– Морис, ты ничего не замечаешь?
– А что такое?
– Ты все время говоришь мне "ты".
Действительно, я "тыкал", не замечая этого. Немного подумав, я сказал:
– Просто сегодня я тебя презираю, Люсия. Все дело в том, что ты всего лишь отражение своих персонажей. Ты фальшива, как само кино. Ты не способна забыться, превратиться в обычную, реальную женщину. Ты вообще похожа на свои афиши. Твое размалеванное лицо – не более чем рисунок. Когда ты снимаешь макияж, ты как будто сама себя стираешь ластиком.
Люсия слушала меня, отпивая из стакана маленькими глотками.
Я продолжал:
– Твоя личная жизнь – не более чем отблеск жизни театральной. Все твои слова или действия взяты из какого-нибудь спектакля или кинофильма.
Допив ликер, Люсия внезапно запустила пустым стаканом в старинное венецианское зеркало, украшавшее ее туалетный столик.
Я захохотал.
– Ну вот и доказательство! Тебе вздумалось изобразить из себя русскую княжну, бьющую дорогие зеркала!
Женщина взяла себя в руки и грустно взглянула на меня. Ее внезапная смиренность несколько обескуражила меня.
– Неужели ты до такой степени меня ненавидишь?
– Да, Люсия, я тебя ненавижу.
– Но почему? Ведь я делала тебе только добро!
– Чересчур много добра. Признательность имеет свои границы, выйдя за которые она превращается в ненависть. Я связан твоими широкими жестами, словно ребенок пеленками. Они душат меня.
– Хочешь, я скажу тебе одну вещь, муженек?
– Валяй!
– Я люблю тебя! И любовь моя стала еще сильнее после того, как ты попытался меня убить. Теперь ты будешь рядом со мной, точно заряженный револьвер, который направлен мне прямо в висок. Интересно, ты ощущаешь всю сладостность подобной ситуации?