Глаза цвета шоколада
Шрифт:
— И как же ты об этом узнал?
— Слуги. У них ведь есть глаза и уши, хотя дядя Маркус и тетя Хайди, похоже, считают их частью мебели. И они даже не подумали, что многие из слуг работали в нашем доме ещё до моего рождения, что я вырос у них на глазах. Поэтому, когда горничная подслушала планы моих опекунов, она рассказала кухарке, а та — мне, я ведь только с ней и общался, она приносила мне еду. И тогда я решил бежать. У меня было немного денег в копилке, на дорогу должно было хватить.
— И куда же ты собрался, если не секрет? Ах, да, в Сиэтл. И что бы ты там делал?
— Не совсем в Сиэтл, рядом. Понимаете, у дяди Билли есть племянник, Джейсон. Он — траппер. Ну, это такой охотник, который живёт в лесу и ставит ловушки на пушного зверя.
— Сэмми, я знаю, кто такой траппер, — улыбнулся Фолкнер.
— Ой, я подумал… Неважно! В общем, Джейсон пару раз приезжал с дядей Билли, так что мы с ним знакомы. Но я не думаю, что дядя Маркус о нём знает. И если бы мне удалось найти Джейсона, он бы так меня спрятал, что никто бы не нашёл. Он бы мне помог, я уверен!
— Думаю, да, в лесу бы тебя твои опекуны точно не нашли бы. Но, знаешь, ты мог бы остаться у меня. Я бы смог защитить тебя, у меня большие возможности, поверь.
— Не сомневаюсь, — едва слышно прошептал Сэмми. — Можно, я подумаю, сэр.
— Можно, — кивнул Фолкнер. — Нам ещё долго ехать. Итак, ты решил бежать. И как тебе это удалось?
— У кухарки, миссис Коупленд, есть сын по имени Патрик. Он частенько помогает ей на кухне, принеси-подай. И иногда вместе с ней приносит мне еду, или воду для ванны. В общем, примелькался, Ридли и Феликс на него внимания не обращают.
— Ридли, Ридли… Ты говорил, что он тебя увидел…
— Ну, да. Это они за мной гнались. Их нанял дядя Маркус, меня охранять. В общем, миссис Коупленд принесла мне одежду Патрика — мы с ним примерно одного роста, — и когда они сегодня принесли мне обед, то мы с ним поменялись местами, я вышел, а он остался в моей комнате.
— И именно тогда она тебя остригла? Кстати, зачем?
— Так я же говорю — меня год из комнаты не выпускали. В том числе и в парикмахерскую. Волосы до плеч отросли, а у Патрика волосы короткие. Хорошо хоть, что тоже тёмные, издалека и со спины — сошло. Охранники же не под самой моей дверью сидят, а в конце коридора. А кепку он в доме не носит. В общем, какое-то время никто не должен был догадаться, что меня нет в комнате, Патрик согласился сидеть там вместо меня какое-то время — свет включать-выключать, обеды съедать, в окне мелькать, топать. Ему это даже в радость — никакой работы, только отдых и вкусная еда. А потом миссис Коупленд его бы вывела, улучив момент. У меня была бы фора в несколько дней. Я не знаю, что пошло не так, но когда я собрался купить билет — то меня обнаружили. И я побежал, думая, что это — нужный мне поезд. А дальше вы знаете…
Какое-то время Фолкнер молчал, о чём-то задумавшись. Потом притянул Сэмми к своему боку, обняв за плечи.
— Вот что, парень. Ты говорил, что я тебе не поверю. Так вот — я верю тебе, каждому твоему слову. И официально заявляю — я этих негодяев и близко к тебе не подпущу. Как только доберёмся до Чикаго, сразу же едем к моему адвокату. Он ушлый законник и найдёт управу на твоих опекунов.
— Но как?
— Да хотя бы можно придраться к тому, как они тратили твоё содержание. Оно ведь именно на тебя выделялось, а не на них. Вот и пусть дают отчёт. По меньшей мере, тебе должны были в течение года шить новую одежду. Это было?
— Нет. Они только себе шили, я видел в окно, какие они расфуфыренные выходили из дома.
— Во-от! И в школу ты не ходил. И преподаватели к тебе — тоже. Знаешь, Гаррет ещё и не такое раскопает. Мы их, самое меньшее, опекунства лишим, ну а там, кто знает… Не будем загадывать. Но к ним ты больше не вернёшься. И, кстати, это, случайно, не у тебя в животе бурчит?
— Ой! Простите, сэр.
— Не извиняйся. Я так понимаю — пообедать ты не успел?
— Нет. Я же должен был успеть переодеться, и миссис Коупленд постригла меня. Мой обед достался Патрику.
— Ладно, это поправимо. Здесь есть неплохой вагон-ресторан…
— Я не могу туда пойти, сэр! — мальчик махнул рукой, показывая на свою одежду. — Меня туда и не пустят даже!
— Хммм… Пожалуй, ты прав. Конечно, со мной бы тебя пустили бы в любом случае, но это привлечёт к себе лишнее внимание, а нам оно сейчас ни к чему. Ладно, подожди здесь, у них должно быть что-то на вынос. Какие ты любишь сэндвичи.
— Любые! Я съем любые, сэр.
— Ой, ну что ты заладил: «сэр, сэр»! Меня Калебом зовут.
И, сказав это, Фолкнер вышел из купе и направился в сторону вагона-ресторана, лишь спустя какое-то время осознав, что насвистывает какой-то весёлый мотивчик. А ведь в последний раз он чувствовал себя так легко и беззаботно… когда? Он действительно не помнил. Долгие годы он был холоден, бесстрастен, порой даже угрюм. Но никогда не ощущал ничего даже близко похожего на своё теперешнее состояние.
Пожав плечами, не желая анализировать произошедшее, Фолкнер пошёл дальше, не переставая насвистывать.
Оказалось, что в вагоне-ресторане «на вынос» есть не только сэндвичи, были бы деньги. Вскоре, в сопровождении троих официантов, один из которых нёс специальный раскладной столик, Фолкнер вернулся в своё купе, где был тут же накрыт ужин на двоих из четырёх блюд. Глядя, с каким аппетитом Сэмми поглощает предложенные блюда, Фолкнер и сам с удовольствием поел. Ну, надо же, еда вдруг обрела вкус, перестав быть просто топливом для поддержания работы организма! Сегодня просто удивительный день.
После ужина разговор потёк сам собой, перескакивая с одной темы на другую. Они говорили о рыбалке, которой Фолкнер тоже увлекался в юности, и о его работе, о пристрастиях в еде и книгах, о скачках и о музыке. Сэмми оказался прекрасным собеседником. Он задавал очень вдумчивые вопросы о предприятиях Фолкнера и даже сделал пару умных замечаний по теме, которые его собеседник принял к сведению. Оказалось, что они любят одинаковую музыку и даже оба играют на фортепиано, а вот в литературе их вкусы разошлись, и они долго спорили, отстаивая каждый свою точку зрения.