Глаза из серебра

Стэкпол Майкл А.

«Если бы у меня хватило ума понять это раньше, не было бы всей этой ситуации. Я, наверное, все-таки засуживаю парика». Он вздохнул.

«А когда на меня напялят парик, его надо будет ежедневно припудривать углем».

В какой-то момент ему пришла безумная мысль: надо было перед этим судилищем выкрасить рыжие волосы в черный цвет, но он знал прекрасно, что лучше не дразнить инквизитора, которому поручено его дело. Хоть раз в жизни не стоит нарываться на неприятности. Он постучал в солидную дубовую дверь. – Кающийся может войти.

Входя

в дверь, Урии пришлось наклонить голову, этим он как бы невольно сделал поклон в сторону инквизитора. Он не знал человека в черном, а может, просто не узнал его, но по размеру его тонзуры и выкрашенным под седину волосам Урия решил, что это декан. По церковному рангу этот сан приравнивал его к капитану Айронсу. Никто из лиц церковного ранга не мог приказывать представителям армии, но инквизитор имел право верховной власти в сегодняшнем мероприятии, и все участники должны будут принять его решение.

– Кадет Смит явился согласно приказу, сэр.

– Благодарю вас, мистер Смит. Я Фрэнсис Уэбстер, декан Общества Святого Игнатия. Я расследовал ваши обстоятельства. – Инквизитор посмотрел направо, потом налево. – Капитана Айронса и полковника Кидда вы уже знаете, не так ли?

– Да, сэр. – Урия прочел ненависть на лице Айронса, но выражение лица Кидда не позволяло разгадать, что таится за этими серебряными глазами.

Уэбстер знаком предложил Урии занять кресло, сам уселся за прочный дубовый стол. Единственным освещением в комнате были две газовые лампы, мерцавшие за спиной инквизитора. Они были расположены между двумя стрельчатыми окнами, через которые еще только просачивался свет утренней зари.

Инквизитор взглянул на своих коллег:

– Начнем. Давайте вместе помолимся. Урия наклонил голову и сложил руки. Уэбстер скрестил руки на груди.

– Отец наш небесный, пусть мудрость Твоя пребудет с нами в этом расследовании. Направь нас на принятие решения, которое Ты сочтешь мудрым и справедливым. Пусть наказание соответствует преступлению, смягчится Твоим милосердием, и пусть его предвосхитит Твое всепрощение греха. Помолимся об этом.

– Да будет воля Твоя. – Урия смотрел вверх, его голос слился с голосами остальных. – Господи, о справедливости прошу.

– Я рассмотрел обвинения, выдвинутые против вас капитаном Айронсом. Он довольно откровенно высказался в том смысле, что вы подрываете основы и абсолютно лишены воинского характера. Он обратил особое внимание на многие случаи вашего неповиновения. По его словам, вы нарушаете дисциплину, он предполагает в вас отсутствие ума и даже выдвигает тот довод, что вы физически непригодны к службе.

– Что? – Урия не удержался и необдуманно рассмеялся. – Прошу вас, сэр, если можно, объясните это последнее обвинение.

Инквизитор отрицательно покачал головой:

– Я мог бы объяснить подробно все обвинения, но не стану. Это было бы не в интересах всех собравшихся. На мой взгляд, обвинения изложены вполне понятно, но при расследовании я нашел, что они в основном несущественны.

Например, в беседе с полковником Киддом подтвердилось сообщение капитана Айронса об инциденте, имевшем место при оценке вашего проекта на семинаре по тактике, но полковник Кидд не придает этому такого серьезного значения. Это же относится и к другим инцидентам, доведенным до моего сведения капитаном Айронсом.

Уэбстер обратился к Айронсу:

– В ходе расследования мне стали известны обстоятельства, которые объясняют и смягчают многие нарушения, доведенные вами до моего сведения. Капитан Айронс, вы не сочли нужным упомянуть, что отец мистера Смита умер в середине месяца инитибря, почти через пять лет со дня смерти матери кадета в дорожном происшествии. Конечно, вы могли бы учесть, что по этой причине для кадета Смита учебный год начался не лучшим образом. Даже если не считать эмоционального воздействия смерти отца, он потерял месяц на поездку на похороны в Карвеншир и назад, и этот пропуск в занятиях объясняет его заблуждения в учебных анализах.

– Если он собирается стать воином, пусть привыкает к смерти, – не мог не прокомментировать Айронс.

– Вы правы, капитан Айронс, но пока еще он не воин. В ходе своего расследования я столкнулся с кое-какими фактами, так что мое время не потрачено попусту. Некоторые из них, действительно свидетельствуют не в пользу мистера Смита; и если бы не эти факты, мне пришлось бы рекомендовать вашему командованию, капитан Айронс, отправить вас в ссылку на месяц в монастырь Святого Игнатия в Беконфилд. Вам бы надо присмотреться к своей душе, капитан; мне кажется, что ваши взаимоотношения с Господом не таковы, какими им следует быть. Если бы они были должными, если бы вы понимали, что такое сочувствие, я не оказался бы здесь.

Урия сдержал улыбку. Такой выговор от инквизитора Айронсу угрожал наказанием, по сравнению с которым надевание парика – просто благодеяние. Режим ордена Святого Игнатия славился тем, что многого требовал в смысле физических лишений, зато духовно возвышал. Каждого кадета перед выпуском подвергали двухнедельной программе, как бы подобием испытаний, которые переносит человек в месячной ссылке за дисциплинарные проступки. Никто, за исключением самих монахов-игнатианцев, добровольно не подвергал себя этим их духовным практикам, а если тебе предписывалась ссылка – это уже основание для отчисления из некоторых полков.

Трудно было скрывать радость при виде того, как распинали Айронса, но Урии отлично удалось, потому что инквизитор отвернулся от него и смотрел на Айронса взглядом суровым и холодным. Урии стало жарко, он занервничал, чувствуя близкий приговор, но абсолютно не мог сообразить, с какой стороны ждать беды.

Если обвинения, предъявленные ему Айронсом, сочли пустяком, то чего ждать теперь?

Выражение лица Уэбстера смягчилось.

– Сочувствую вашей скорби о смерти отца, кадет Смит.

– Спасибо за сочувствие, сэр.