Глаза из серебра
Шрифт:
Гримшо пожал плечами:
– Мы их просим практиковать свое умение, которое они довели до совершенства. За эти умения они куплены. Мы ценим их услуги и помогаем им выполнить свое предназначение на земле.
– Я весьма сомневаюсь, сэр, что они ждали от жизни того, чем занимаются сейчас.
– Да что вы, брат Робин? – Лицо Гримшо окаменело. – Если бы эти женщины были не здесь, значит, в борделях квартала Варата, в постелях с тараканами, ели бы отбросы, валялись бы со всякими немытыми вшивыми самцами. Многие уже умерли бы, и все были бы больны, без зубов, волосы висели
– За одним исключением, мистер Гримшо, – тут они не свободны. – Робин взглянул на женщин и перевел взгляд на вожделеющих мужчин. – Ухоженный жеребец в чистом стойле, возможно, лучше ухожен, чем рабочий конь, бороздящий пашню, но он так же чья-то собственность. Я уверен, мистер Гримшо, что вы и ваши друзья искренне считаете, что сделали этим женщинам большое одолжение, спасли их от ужасов жизни, какая им предстояла, но спасли ли вы их ради них самих? Вы же их спасли для себя. Это нехорошо, я в этом не участвую.
Робин прошел к двери, раздвигая шеренгу мужчин. Но дорогу ему преградили двое лакеев. Он остановился:
– Мистер Гримшо, пусть меня выпустят. Иначе придется нанести им увечье. Серьезное.
– Вы укоряли нас в похоти, теперь выражаете свою гордость, считая себя в состоянии противостоять им.
Робин обернулся к Гримшо:
– Вы очевидно, полагаете, что не закончили разговор со мной, но я-то его завершил.
– Вы правы, сэр, в некотором смысле. – Гримшо обвел взглядом круг гостей. – Все мы тут представляем собой истинную власть в Аране. Я хочу, чтобы вы это знали и чтобы вы понимали, почему вам тут не будет жизни. Вы нас оскорбили и ясно показали, что не заслуживаете, чтобы мы с вами считались. Поэтому мы вас раздавим. Вам предложили шанс. Другого не будет.
Дослушав Гримшо, Робин достал из внутреннего кармана жилета белые перчатки, натянул их и коротко кивнул:
– Прошу понять, мистер Гримшо, и вы, джентльмены, я не ваша собственность и никогда не стану вашей собственностью. А если бы вы были настолько могущественны, как вам кажется, вам не пришлось бы принуждать людей наслаждаться вашим обществом.
– Мы содержим этих женщин не потому, что мы должны, а потому, что мы в состоянии. – Гримшо посмеялся гортанным смехом. – Зачем власть, если ею не пользоваться?
– Власть – всегда власть, даже если ею не пользоваться. Власть, которой пользуются неправильно, – это ничто. – Робин развернулся на каблуках и оказался перед дверью. Выдохнув молитву святому Мартину, он поднял руки и сжал кулаки. Под действием молитвы-заклинания его белые перчатки засветились голубовато-пурпурным светом. – Прикажите им отойти.
– Прадип, Хариндер, выпустите его, потом налейте нам еще бренди.
Двойники – аранские гиганты – открыли дверь перед Робином, он вышел, и дверь закрылась. Минуту он постоял на площадке, один в темноте, только его перчатки светились.
Сквозь дверь просочились и оглушили его раскаты иронического смеха.
«Смеются, думают, что унизили меня и изгнали из рядов мудрейших в Аране. – Робин разжал кулаки и посмотрел на свои сияющие перчатки. Он заулыбался и даже засмеялся, спускаясь с лестницы бегом через две ступеньки. – Еще бы мне не смеяться, когда умнейшие в Аране люди поверили, что перчатки, которые только и могут, что светиться, есть признак силы. Может, они и неглупы, но знают они все же меньше, чем думают, и, вполне возможно, в этом спасение, Арана».
Глава 34
Матра Гуль, Дрангиана, 24 темпеста 1687
«Разве мне было предназначено когда-нибудь оказаться здесь? – спрашивал себя Урия, уже не первый раз с тех пор, как он и Кидд покинули горы Гимлан.
Через горы пробираться было трудно – и для души, и для тела. Не говоря на языке проводников, он общался с ними самыми примитивными жестами. – Я так мало знаю, и ясно – не такой помощник нужен Кидду в поисках приключений. И Робин, и любой другой были бы тут уместнее».
На границе Дрангианы проводники повернули назад и отправились домой. Урии было жаль терять их: они ведь отыскивали стоянки для лагеря, добывали воду, собирали топливо для костра, присматривали за конями и готовили еду. Они научили его кое-каким правилам выживания в этой местности, и когда без них Урия и Кидд сбились с пути, пища и выбор места для ночлега превратились в такую проблему, что теперь полет на «Горностае» вспоминался ему как роскошь.
Урия подбросил в костер еще хворосту, чтобы хоть как-то защититься от вечерней прохлады. Тропа, ведущая на север, к Гелансаджару, шла вниз с гор Гимлан и перевала Варата, но на высокогорье Дрангианы воздух был еще разреженный и ночи холодные. Но больше, чем холод, удручало Урию открытие, что в разреженном воздухе он теряет выносливость. Ему приходилось выполнять работу за двоих, а у него хватало сил работать только за полчеловека.
Мысль о его неспособности быть на уровне физических требований постоянно вертелась в его голове, и его стал преследовать вопрос – кто же он есть. Он понял, что даже он не мог бы жить в соответствии со своими прежними высокими требованиями, что он оказался на пределе и даже за пределом. Раньше Урия никогда не бывал в таком положении, когда у него что-то не получалось, и сомнение в себе было для него ощущением новым и пугающим.
«Я раз и навсегда создал образ себя и врос в него, а теперь он рассыпается. А если совсем пропадет, что останется от меня?»
Он обернулся назад: Кидд сидел, прислонившись к большой скале, его пятки болтались над трещиной. Завернувшись в черное шерстяное одеяло, старик молча уставился в пространство. Поднимающийся вечерний бриз ерошил его седые волосы, но Кидд этого, казалось, не замечал. Неподвижный и в сумраке незаметный, он казался таким же безжизненным, как камень.
«Кидд вроде и не замечает трудностей. У него есть цель, и она его поддерживает».
Молодой человек задрожал, не столько от холода, сколько от страха, и начал рыться в седельных сумках в поисках еды. После того, как проводники их оставили, Кидд не жаловался на скорость перемещения, но Урия знал, что Кидд хотел бы ехать быстрее.